Кетоны образуются в организме при распаде жиров. В здоровом организме мышцы, сердце, почки и мозг используют кетоны как источник энергии. Но в случае диабета они образуются при недостатке инсулина. Повышение количества кетонов делает кровь кислотной, вызывая кетоацидоз. Организм пытается избавиться от кетонов, выделяя их либо в мочу, либо в виде ацетона, который выдыхается через рот, придавая дыханию сладковатый запах.
Морщу нос, пытаясь вспомнить запахи, исходящие от ребенка. Но ничего особенного не было. Возможно, мой нос слишком забит ароматом детского крема и мокрых памперсов, чтобы улавливать что-то еще.
При диабете глюкоза не способна проникнуть внутрь клетки – инсулина-то нет, клетки действуют в режиме голодания. Организм не понимает, что у него диабет первого типа, и пытается поднять уровень глюкозы в крови всё выше и выше. Он – организм моей дочери – думает, что отсутствие глюкозы в клетках означает низкий уровень глюкозы в крови. Он борется, с помощью адреналина расщепляет жиры, чтобы получить больше глюкозы в крови, попутно образуя кетоны в печени. Бедный организм не знает, что он голодает среди огромных (40 вместо 5!) запасов глюкозы.
«Ты взрослая тетка. Ты мать. Давай, рохля, протухля, вонюхля! Звони, – накручиваю я себя. – Тебе что, не интересно, что там с твоим ребенком в реанимации происходит?»
Когда я была не то дошколенком, не то младшим школьником, мы с мамой ездили на турбазу «Темный лог». Там вместе с сыном маминой коллеги Сантаем я отправлялась «бегать». Один раз мы забрели на территорию соседней полувоенной базы. Там были не просто дощатые мостки для купания, как у нас, а настоящая вышка для прыжков в воду. Не особо высокая, как я сейчас понимаю, метра три. Но тогда она казалась выше Монблана.
Сантай тут же покорил Монблан и прыгнул вниз. Его черная веселая голова вынырнула спустя несколько томительных секунд, и я поняла, что мне тоже не отвертеться.
– Давай! – махал Сашка.
Пришлось двинуться вперед. Мостки под пятками были настолько теплыми, что казалось кощунством от них оттолкнуться. Я передвинула левую ногу чуть-чуть вперед, так, чтобы большой палец свисал над пропастью. Может быть, если постоять, то получится привыкнуть к ощущению пустоты вокруг. Совсем чуточку.
Я благоразумно не смотрела вниз. Только на загорелую Сашкину голову, качающуюся в нескольких метрах впереди.
– Тоська, ну ты чего?
И я шагнула вперед – солдатиком. Главное чувство, которое ворвалось в меня, когда я в бесконечном стремительном штопоре погружалась и погружалась в воду, чувствуя, что здесь вообще не существует никакого дна, – облегчение. Мне было легко, потому что я уже сделала самое сложное – оторвалась от надежного пола вышки. Дальнейшее зависит не от меня.
Примерно то же самое – палец, зависший над пустотой, – я чувствовала сейчас. Указательный завис над кнопкой и всё никак не мог рухнуть в пропасть номера. Женька завозился, пытаясь выпростать ногу.
«Хочешь, чтобы сын тебя уважал? Чтобы дочь была здорова? – вела бесконечный воспитательный монолог я. – Тогда давай, звони».
Голос Клавдии Анатольевны возник внезапно, как дно под моими ногами.
– Да-да, мы в реанимации. Только во взрослой. В детской не было никого! Отпуск, чтоб их сплющило! Пришлось во взрослую. А там нет ничего маленького…
– Иголки… Большие такое… Данюша кричала. Так кричала… Вену порвали.
Дно начало уходить из-под ног. Только крошечные пальчики сына удерживали меня на краю реальности. Они держали прямо за сердце, маленькие неподстриженные ногти впились в кожу под грудью.
