— Аслан не явится, а на остальные вопросы, думаю, ты и так знаешь ответ, — резко ответил Яр.
Я понимала одно: они оба ненавидели моего отца, но я не имела ни малейшего представления о том, что явилось причиной такой лютой ненависти.
— Сам Аслан не может исправить содеянного. Впрочем, этого никто не может исправить. Так пусть воздаяние коснётся его дочери.
С этими словами Яр покинул спальню брата. Вадим же, дёрнувшись, резко схватился за колёса и отъехал в сторону, развернулся и уставился на меня. Он смотрел долго, изучая каждую черту лица.
— Вообще непохожа, — вынес он вердикт. — Только глаза... глаза да, его...
Сколько раз я слышала это. Всё говорили, что я просто копия матери и только глаза мне достались от отца. Я обхватила себя руками и опустила взгляд, желая одного — испариться. Я уже кляла себя за то, что поддалась на уговоры Валентины Борисовны и переоделась в сарафан, вместо того, чтобы остаться балахоне.
— Не знаю, что успел сделать с тобой мой брат, но, кажется, ничего хорошего. Он такой... Резкий на расправу и давно не знает жалости. Меня же ты можешь не бояться. Я не стану измываться над тобой, не стану мстить. Мне уже недолго осталось, и я не хочу провести остаток жизни, умножая ненависть. Сядь, — мягко произнёс Вадим. — Я же вижу, что на тебе лица нет.
Вздохнув, я подчинилась, опускаясь на край кровати и не поднимая взгляда.
— Посмотри на меня, — позвал Вадим. Он дождался, пока я подниму голову, и продолжил: — Мы с тобой оба — жертвы произвола тех, кто сильнее. Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, я был на твоём месте. Яр разучился жалеть, но я ещё помню, что значит, быть человеком.
19. Глава 19
Мне было сложно понять, чего хотел добиться Зверь, заставив меня ухаживать за его больным братом, но Вадим оказался совсем другим. Он не настаивал на том, чтобы я находилась с ним круглосуточно, но я и сама старалась не покидать его комнаты, чувствуя себя там в относительной безопасности.
Прошла всего неделя, как Вадим вернулся домой после длительного, изнурительного, но безрезультатного лечения. Наше утро начиналось с того, что я приносила ему завтрак, а Валентина Борисовна ставила ему обезболивающие уколы. Потом экономка уходила, а Вадим просил меня что-нибудь ему почитать. В шкафу было много книг. Он любил фантастику. Иногда он просил меня принести что-нибудь из библиотеки, тогда я вся внутренне содрогалась, но не смела ослушаться, хотя до смерти боялась пересечься в коридоре с его старшим братом, несмотря на то, что тот почти не выходил из кабинета.
Яр заглядывал к Вадиму каждый день, и я каждый раз сжималась, стоило Зверю переступить порог этой комнаты, несмотря на то, что он пока больше не проявлял ко мне интерес, но порой я ловила на себе его взгляд, полный плохо сдерживаемой злобы и бешенства. И тогда я снова возвращалась в тот вечер. Я чувствовала его пальцы, до боли сжимающие мою кожу и оставляющие на ней кровоподтёки, глубоко внутри себя ощущала его рваные толчки, ставшие для меня мучительной пыткой, слышала металлический щелчок бойка, ударившего в пустоту. Я только потом узнала, что пистолет был не заряжен. Зверь лишил меня невинности, свободы, веры в людей, но хуже всего было то, что он отобрал у меня достоинство и уважение к самой себе.
— Что он сотворил? — голос Вадима раздался совершенно неожиданно. Я даже вздрогнула.
Оглядевшись по сторонам, я поняла, что Яр уже ушёл. Всё то время, что он был здесь, я простояла в самом дальнем углу, стараясь слиться с обстановкой.
