Проект 2012 - страница 29

Мама…

На полу. Одеяло запуталось в ногах, ночная рубашка едва прикрывает худую бледноту бёдер. Ему даже кажется, он видит… нет, успевает отвести глаза и пятится к выходу. Спотыкается о порог, скрюченные пальцы хватаются за косяк, но всё равно с грохотом падает. Нет… перед этим громко вскрикивает, почти как мать. Она тоже кричала, звала на помощь, чувствовала, ей становится хуже и начинается приступ, но не могла докричаться.

Он просто не шёл.

Потому что последнее время она кричала слишком часто, и слишком часто звала на помощь. А он, напротив, очень редко разговаривал по телефону. Особенно с Надькой из восьмого «Б». С той самой Надькой «Большие сиськи», запросто снимавшей трусы за плитку шоколада. А у него такая плитка имелась – месяц лежала со дня рожденья.

Перед глазами встали стеснённые коротким топиком груди. Бугорки сосков, бесстыже выпячивающиеся сквозь ткань футболки, и откровенный взгляд.

От накатившего желания перехватило дыхание.

– Уснул? – Выдернул из грёз хрипловатый голос девушки на другом конце провода.

– Ага…

Уснуть – мысль хорошая. Особенно вместе.

Не королева, верно… Но и он пока не король, так, шпана малолетняя. И как невинность терять – сугубо личное дело. А потерять он просто обязан, хотя бы для уважения (авторитет, как-никак). Да и не для дела, просто для удовольствия, – тоже неплохо.

– Сынок! Сынок, ты здесь?

Проснулась. Проснулась, чёрт побери, вечно не вовремя, подождать не может.

– Ну что, придёшь? – Сиплым от нетерпения голосом произнёс он в трубку. – Не пожалеешь.

Из трубки послышался грубый смех, больше похожий на мужской, и Димка, в который раз поймал себя на мысли, что в глубине души надеется (как же, жди) на отказ. Потому что не надо ему такого «счастья», по крайней мере, с Надькой. Может, и не надо… у кого не стоит, а для четырнадцатилетнего раздолбая самое то.

– Есть кто-нибудь? Кострик…

«Кострик». Так звала только мама. Мама, укачивающая по вечерам и рассказывающая сказки. Что же он, сволочь, делает?

– Куда приходить-то?

Диман не расслышал:

– А-а?

– Не, ну ты чё? – В голосе послышались капризные нотки. – Или испугался?

Испугался? Он?

– Куда, куда… – Захотелось сказать грубость. – В подвал, конечно. Комнату нашу знаешь? С Аспирином строили.

– В пятиэтажке? Рядом с ЖЭУ?

Из комнаты родителей послышался непонятный звук. Будто упало что-то мягкое, но в то же время тяжёлое. Короткий мамин вскрик.

– Да, да. Вечером… в семь. – Димка бросил трубку и выбежал из комнаты.

И увидел…

Свою мать, почти голую, беспомощную, с закатившимися глазами и мокро сверкающими на свету светло-розовыми белками глаз, с тёмным пятном свалявшихся на голове длинных волос, заметил на подбородке кровь.

Сморщившись от ударившего духа лекарств и давно непроветриваемого помещения, сперва побледнел, затем покраснел, чувствуя себя, будто застукал мать за каким-то преступлением. Испытывая жгучий стыд за свою подлость, мамину беспомощность и необходимость каждый день унижаться, попятился из комнаты, споткнулся и… увидел над собой широкую фигуру отца.

Костров-старший метнулся в комнату и засуетился возле жены. Через секунду послышался громкий крик:

– Скорую вызывай! Скорее! Слышишь?!

– Слышишь? – Михаил потряс за плечо. – Ты как?

– Нормально. – Костёр осторожно мотнул головой, какой-то миг ему казалось, что голова лопнет от боли. Нет… отпустило. – Один не пойду. Вместе.

– Пойдём, – улыбнулся Спирин одними губами. – Я тебя не брошу.