– Я не слышу ее сердце. Аппаратура?
– Да, – коротко отвечает Виктор, подходит ближе к изоляционной камере и поднимает крышку замкового циферблата. Вводит код. Изолятор издает противный гудок, и маленькая лампочка загорается красным.
– Да ты издеваешься! – рявкает Виктор.
– Пять-семь-семь-четыре-один-два, – отчеканивает Кэтрин.
Виктор вводит код по новой, уже заранее зная, что, как только он оттуда выйдет, Кэтрин снова сменит код. Слишком уж много Питерс дал ей полномочий. Без ее ведома и шагу не ступить. Уж передал бы ей проект целиком!
Но Питерс этого не сделает. По крайней мере пока. Для самостоятельного ведения проекта у Кэтрин не хватит квалификации и опыта. Однако учится она быстро. И, надо отдать ей должное, имеет твердость характера, уверенность и проницательность, необходимые для подобной работы. Не хватает только самостоятельности. Слишком большая привязанность к папочке не дает ей мыслить достаточно широко.
Поэтому, несмотря на то что она следит за каждым шагом Франка и Ритса, они оба по-прежнему выше нее в должности.
Изолятор принимает новый код. Внутри механизма раздается тихий щелчок, и полукруглая крышка, служившая инкубатору одновременно стеной и потолком, медленно поднимается вверх.
Виктор осторожно берет отвалившийся датчик и прикрепляет его на место.
– Мисс Пим, выведите, пожалуйста, показания на мой дисплей, – с излишней строгостью в голосе просит доктор Франк.
– Можно просто Кэтрин, – отзывается она.
Виктор игнорирует ее предложение. Нет уж, пока вся лаборатория в ее руках, ни о каком сближении речи быть не может.
– Показания, – с нажимом повторяет он.
– Да, доктор Франк, – так же холодно отвечает она, и в тот же миг перед глазами Виктора прямо на стекле шлема КЭТИ всплывают диаграммы, графики и таблицы.
Виктор недовольно цыкает.
– Только кардиограмму и энцефалограмму сейчас, плюс данные за последние полчаса.
Картинка на стекле шлема меняется. Лишние графики исчезают, и на передний план выходит кардиограмма в реальном времени.
– Вижу. Сердцебиение сильно завышено, но ритм четкий. Возможно, индивидуальная норма вида. Проверить позже.
– Есть, – отзывается Кэтрин.
– Как у птички, – замечает Митчелл. На его шлеме все данные дублируются. – Видишь показания мозговой деятельности?
– Да, – кивает Франк. – Мозг у нее шпарит на все сто пятьдесят процентов. Думаешь, перегруз?
– Ну, роды – процесс волнительный, – Митчелл пытается пожать плечами, но тяжелый защитный костюм не дает толком пошевелиться.
– Уровень развития выше, чем у новорожденного. Она использует те участки мозга, которые не должна, – говорит Виктор. – А значит, ее способность к самостоятельной деятельности выше, чем у человеческого новорожденного детеныша. Надо выяснить, насколько.
– Есть, – опять отзывается Кэтрин. Уже делает пометки дальнейшей работы. Да, в этом ей нет равных. Любое поручение она выполняет быстро и безукоризненно. Даже слишком хорошо. – Я пошлю к вам ассистента для подстраховки.
– Не надо, – резко говорит Виктор. – Мы и сами справимся.
Но он уже знает, что она все равно пришлет к ним еще одного человека.
Проект Двадцать Шесть/Два толкается в яйце, вторая трещина проходит от макушки вбок через кардиодатчик, и он снова отваливается. Картинка с кардиограммой исчезает.
– Зафиксируй последние данные, – велит Виктор.
Дверь за его спиной открывается, и на пороге отсека фильтрации появляется юный ассистент Рон. Он растягивает губы в широкой улыбке и вклинивается между доктором Франком и доктором Ритсом.
