– Давай и три стакана принеси.
Дубровин окинул взглядом тарелки и удовлетворенно крякнул, пересаживаясь напротив двоих сотрапезников. Две небольшие тарелки с сырокопченой колбасой и тонко нарезанным салом. Какие-то заправленные майонезом салаты, блюдо с маринованными огурцами и помидорами, тарелка с хлебом, три глубокие тарелки с парящим горячим борщом, и по тарелки на каждого с вытянутой желтой котлетой по-киевски и картофельным пюре. Осмелевший враз Мельгузов осмотрев стол авторитетно заявил:
– Под такой стол водки не хватает!
Дубровин только поморщился, но в этот момент вновь появилась секретарь Кожевникова с бутылкой «Столичной» и стаканами.
– Леночка, я, старик, обезьяньи капли эти, давно не пью. Ну раз уж принесла, пусть молодежь потешится, а мне бы кваску, но только хорошего, если есть. Я знаю, ты понимаешь, о чем я. Если нет, то просто воды, свежей, холодной принеси. В графине. А то в той, что на журнальном столике стоит, скоро лягушки заведутся!
Женщина, жутко покраснев, кивнула и быстро схватив стоявший на журнальном столике у сейфа графин, вышла.
Николай Иванович вдруг понял, как дико голоден. Он набросился на еду, полковник, судя по всему на поминках пивший, но не евший, от генерала не отставал.
– Ну что, поглядываете на меня? Давайте наливайте себе, раз уж принесли. – кивнул на не початую бутылку Дубровин. Повторять не пришлось. Первые сто грамм Кожевников с пограничником махнули мигом. Некоторое время только вилки звякали, ели молча. Но к тому времени, когда в тарелке с борщом начало показываться дно, возобновился и разговор.
– У меня, Павел Петрович, все тот хам с заправки из головы не идет. – Кожевников отодвинул в сторону пустую тарелку из-под борща и разлил им с Мельгузовым еще по сто грамм, – и подумать не мог, это ж надо – живой мертвец. Извини уж, что за столом о таком.
Дубровин, разделывавшийся с котлетой, только пренебрежительно мотнул головой:
– Да что там, он и не понял поди, что уже мертвый… Вот, слышал может, жил в Древней Греции Эмпедокл из Акраганта, известнейший философ, врач, жрец, государственный деятель и ученый.
Генерал на мгновение задумался, не прекращая жевать, отрицательно покачал головой, не знаю, мол.
– Ну да можно было и не спрашивать, – улыбнулся старый чекист, – личность хоть и известная, но в узких кругах. А между прочим, незаурядный был человек… если вообще человек. Уже в те времена говорил о том, что свет двигается с определенной скоростью, что Земля круглая, и что воздух, это – субстанция. Но я к тому о нем вспомнил, что есть точное свидетельство, что он поднял женщину, которая уже сорок дней была мертва. Вот это сила!
Кожевников выпрямился и медленно отложил в сторону вилку, сила она может и сила, но вот его поколение, прошедшее войну, да и с такой службой мира, слишком хорошо представлял себе сорокадневный труп. И желание видеть его поднимающимся и что-то там еще делающим не имел он вовсе. Пограничник, которому две по сто на старые дрожжи упали благотворно, раскрасневшись, слушал заинтересованно, приоткрыв рот.
– Вот, не ждал, что это услышу тут от вас, – встрял он в разговор.
Хоть и здоровый вояка, а видно крепко выпил до этого, да и сейчас добавил. Язык немного уже подводил, но видно было, что выговориться хочет. Бывает так, что долго что-то носит в себе человек, тяготит это его, гнетет, покоя не дает. И стоит только начать рассказывать, само с языка слетает, не удержишь.
