Об этом всём доложили Уильяму Уоллесу, когда его отряд наконец-то соединился с прочим войском. К этому моменту у Стерлингского моста ни у одного, ни у другого берега уже не осталось живых англичан.
Шотландцы приветствовали своего главнокомандующего восторженными возгласами. Робко подошёл малыш Том с Камненогом и с поклоном передал поводья.
– Благодарю, Том, сегодня ты внёс огромный вклад в нашу победу! – Уильям хлопнул юношу по плечу, а потом потрепал за шею своего коня, – А теперь, будь добр, парень, отведи его к остальным лошадям и расседлай.
Том принялся выполнять поручение. У Уоллеса не было времени возиться с Камненогом. Нужно было оценить итоги битвы и масштаб победы. Глазами он искал других командиров. Вокруг же толпились рядовые бойцы, выкрикивая приветствия и салютуя. Дуглас сам прорвался через восторженную толпу. Уоллес даже не успел открыть рот, а тот уже резко выпалил:
– Скорей, Эндрю зовёт!.. Попрощаться.
Дуглас жестом указал другу, куда идти. Толпа расступилась. Уоллес, державшийся спокойно, но ликующий внутри от величайшего триумфа шотландцев, сразу же стал угрюм: «Видимо, за великие победы всегда приходится платить великой ценой». Де Моррей лежал на своём плаще, уже не бежевом, а пропитанном тёмно-бордовой кровью. Возле него суетился Старый Билл. Седой морщинистый травник заменял военного лекаря. Чуть в стороне единственный священник в войске шотландцев, тот самый отец Уолтер, возносил молитвы господу то ли о здоровье рыцаря, то ли уже о принятии его в небесное воинство.
– Уильям… – прохрипел де Моррей, слегка привстав, а Старый Билл в это время успел запихнуть ему под голову комок тряпок, – Мы победили! Ты привёл нас к победе!
– Нет, мой друг, к победе нас привёл ты! А я всего лишь отбил первый удар.
– Теперь без разницы… – де Моррей обернулся, – Билл, отец Уолтер, спасибо вам! А теперь оставьте меня наедине с сэром Уильямом!
Священник и травник удалились. Дуглас, поймавший короткий взгляд раненого, понял, что ему также стоит уйти. Де Моррей набрал воздуха в грудь и тяжело вздохнул. Сейчас он собирал последние силы.
– Послушай! – вполне уверенно начал рыцарь, – Мне осталось совсем чуть-чуть, но я должен успеть рассказать тебе кое-что. Налей-ка! – он показал пальцем на большую чёрную бутылку и деревянную чашу, стоящую рядом, – Успели разграбить обоз! Вино с королевской печатью… Крессингем собирался праздновать победу. Но её буду праздновать я! – Уоллес медлил, – Да лей уже! Мне ничем не помочь. Вот и умру захмелевшим, с кубком в руке на поле нашей победы! Ведь это славная смерть для рыцаря, Уильям?
– Это славная смерть для любого мужчины! – он протянул другу полную чашу, – И ещё, при всём этом ты знаешь, что успел подарить своему народу свободу!
– Да… По крайней мере, на время… – невесело сказал де Моррей и осушил кружку до дна, – Ещё!
Пока Уоллес наливал, он начал разговор:
– Ты никогда не задумывался, почему англичане пришли к нам с войной?
Мужчины подружились сразу же после знакомства, и были откровенны друг с другом. Но подобного, казалось бы, очевидного разговора ещё ни разу не заводили.
– Задумывался, – ответил Уоллес, – Честолюбие и жажда власти Эдуарда! У меня нет другого объяснения – он по-своему безумен.
– Безумен настолько, чтобы вступать в ненужный конфликт во время войны с Францией? Или безумен настолько, чтобы стремиться покорить наши холодные горы так же рьяно, как солнечные Бретань или Фландрию?
