– Не знаю, Олаф, мама говорит, что нет, но я бы очень хотел.
В день отъезда друзья, Мама и бабушка вышли к единственной автобусной остановке в городке, чтобы проводить меня.
– М-м-м-мы будем скучать, – проговорил Олаф и мы с друзьями обнялись.
– Удачи, – похлопал меня по плечу Вадин, со слезами на глазах, – приезжай, как только сможешь, мы будем тебя ждать.
Я не смог ничего ответить, ком стоял в горле, и слезы наворачивались. Я лишь кивал. Я обнял маму и бабушку.
– Удачи, внучек, все будет хорошо, ты обязательно нам звони, и передай тете привет.
– Хорошо, – кое-как выдавил я.
Подъехал автобус, я сел в него. Смотря в окно я видел силуэты мамы, бабушки и друзей, что удалялись, возможно навсегда. Они махали мне и плакали. Так закончилось самое лучшее время моего детства.
Я долго не мог смирится с уездом, плакал ночами, не мог никак сосредоточится на учебе в новой школе, а завести друзей было еще труднее. Время тянулось бесконечно долго. Спустя пол года жизни у тети я наконец пришел в себя, адаптировался, нашел друзей, с которыми мне было легче пережить уезд родного городка. Но все равно, эти друзья были другими, совершенно другими. У них не было того огонька в глазах. Но у меня выбора не было, и, сказать по правде, я стал вливаться в городскую жизнь, стал меняться, и больше не было старого Дэниела. Я убедил себя, что тут, у тети, лучше, ведь у меня больше возможностей, я даже мог сходить в компьютерный клуб после школы. А когда через год к нам переехали Мама с бабушкой, у меня не осталось той былой печали, скорее теплые и далекие воспоминания. Я узнал у мамы, что Амилия получила серьезную травму и больше не сможет ходить. Сейчас она в детском доме, в том же городке, а от друзей мама передала мне целое письмо. Оно было от Вадина.
«Дружище!
Тебя уже год нет, и мы очень соскучились, с письмом я передаю тебе мой номер, позвони обязательно! У нас все по-старому. Ну, почти все. Что-то произошло с Олафом месяц назад. Он стал каким-то нервным, у него началась паранойя, но он никому не рассказывал почему, только сказал, что придет время, и я все пойму. Может он так переносит твой уезд… Знай, мы будем ждать тебя и никогда не забудем. И да, тебе привет от Амилии, мы навещаем ее иногда. Когда она узнала, что ты уехал, то очень огорчилась. Не забудь позвонить!
Вадин»
И я позвонил. Момент был очень волнующий, как никак я целый год не видел и не слышал его.
– Привет, дружище! – радостно воскликнул Вадин.
– Привет! Как я рад тебя слышать!
– Я тоже, я тоже! Слушай, ты приедешь к нам летом?
– Боюсь не получится, – я сказал это и сам себе не поверил. Возможность у меня была, если постараться, но я сам этого не хотел. Не могу обьяснить почему, будто жизнь здесь меня затянула, будто там, в родном городке меня ничего больше не держало. Я это понимал это в глубине души, но врал сам себе, что возможности нет. – Я бы рад, но скорее всего не получится. Извини. Что там случилось с Олафом? Ты писал в письме.
– А… жаль что ты не сможешь. Я не знаю, Олаф стал каким-то другим, он не говорит, что произошло. Ты помнишь старую заброшенную хлебопекарню в поле, недалеко от города?
– Конечно.
– Мы ходили туда, просто посмотреть, ничего особенного, обгоревшие стены, кучи хлама, но Олаф после этого похода изменился. На следующий день он стал сам не свой и не говорил, что произошло, лишь твердил: «Когда придет время, все все узнают».
