– Та-ак, знаете, я думаю, что Вам, как русскому человеку, долго не бывавшему на родине, первым делом нужно поехать в храм. Не в какой-то конкретный, а в первый попавшийся, куда таксист отвезет.
– Но Вы же знаете, как я отношусь к попам и религии, – начал было Миша.
– Знаю. Но я сейчас не об этом. В русском храме заключена мощная национальная эстетика, он занимает важное место в русском символическом пространстве. Знак – предмет символического поля. Вы ждете знаков от русской земли, и самое богатое знаковое место – это именно храм. И уж если в храме знака не отыщете, то и в объятьях березок его вряд ли найдете.
Парень хлопал глазами.
– Ой, ну и вымотали Вы меня, Миша. Мне нужно отдохнуть и собраться с мыслями. На этих словах она укуталась в плед и погрузилась в дрему.
Миша думал насчет идеи с храмом. Слова женщины звучали весьма разумно. Действительно, храм, иконы, сводчатые потолки, ладан и песнопения – возможно, это как раз то, что нужно, чтобы сосредоточиться и услышать голос матери-земли. На этой мысли Миша погрузился в сон. Стюарды собирали пустые контейнеры. А на экранах в салоне шел фильм про незадачливого офисного клерка в роговых очках, который подвергся харасменту со стороны шефини – угрюмой асексуальной женщины в безвкусном мешковатом костюме.
**
Самолет приземлялся на дозаправку. На экранах шел очередной фильм, в котором актер, тот самый, который недавно подвергался домогательствам директрисы, теперь играл алкоголика, которого собутыльники по ошибке отправили из Москвы в Ленинград. Фильм отключили как раз на том моменте, когда смекалистая хозяйка питерской квартиры решила поменять местного женатого любовника-журавля на столичную холостую синицу.
– Столько мы с Вами времени вместе провели, столько всего друг другу раскрыли. Мне кажется, что Вы, Миша, близки мне, словно родственная душа, – заговорила попутчица. – Давно у меня такого не было.
Она была задумчива, но казалось, что ее что-то тревожит, какая-то невысказанность.
– Когда-то я выбрала для себя научную стезю. Всю себя посвятила науке, а на личную жизнь как-то времени и не хватило… а может желания… не знаю. И не потому, что возможностей не было. Наоборот, – она махнула рукой с усмешкой. – В молодости я была ого-го, много мужчин за мной ухлестывало и богатых, и влиятельных. И замуж предлагали, и Луну к ногам. Но у меня тогда были иные планы.
Оксана смотрела вдаль с легкой грустинкой. И Миша был абсолютно уверен, что она нисколько не преувеличивает насчет своей молодости и мужчин.
– Даже не знаю, сложись все иначе, выбрала ли бы я для себя иную жизнь? – продолжила она после небольшой паузы. – В начале нашей беседы я ловила себя на мысли, что будь я помоложе лет на двадцать, то с удовольствием закрутила бы с Вами роман. Но теперь все иначе. Может от нереализованности материнской, может еще от чего, но симпатию я к вам испытываю, словно к сыну, которого у меня никогда не было.
Сняв очки, она взглянула на Мишу своими большими светлыми глазами так прямо, тепло и спокойно, как смотрят только на очень близких и дорогих людей.
– И знаете, мне кажется, если бы у меня был сын, он был бы таким, как Вы. Так что теперь считайте меня своей кармической матерью (уж простите меня за антинаучные фривольности).
– Вы знаете, Оксана, а я в общем-то и не против быть Вашим кармическим сыном и очень благодарен судьбе за такую кармическую мать, – он был искренне обрадован своему чудесному усыновлению.
