Через сутки в три часа пополудни профессор прибыл в Москву. Выйдя из здания вокзала и не успев ещё оглядеться, он услышал корявое:
– Куда ехать, брат?
Перед Валерием Степановичем вырос черноглазый плюгавенький кавказец, облачённый в шаровары «Адидас» и турецкую дублёнку. На указательном пальце его правой руки по-пижонски вращался брелок с ключами от потрёпанной «Приоры», а на среднем нахально посверкивал здоровенный золотой перстенёк. Кукушкин назвал гостиницу.
– Дарогу пакажишь?
– У вас что, навигатора нет? – с некоторым раздражением поинтересовался Кукушкин.
– Сгорэл, – мрачно отозвался таксист.
– Ладно, – вздохнул Валерий Степанович, – покажу.
Как-то профессор уже останавливался в этой гостинице и, по счастью, помнил, как туда ехать. Поехали. В салоне было всё как встарь: эбонитовая розочка, «мохнатый» руль, увешанное болтающимися амулетиками лобовое, над зеркальцем заднего вида – иконка Николая Чудотворца, а по обеим сторонам от неё – выцветшая почтовая открытка с изображением товарища Сталина в парадном белом мундире и свежее цветное фото президента Кнутина на фоне триколора. «Триптих», – подумал Кукушкин.
Кавказец оказался лихачом. Едва профессор погрузился в салон, как водитель ударил по газам. Валерий Степанович впечатался в спинку сиденья.
– Осторожнее, пожалуйста!
– Ай, нэ бэспакойся, слюшай, даставим в лучшем виде, мамой клянусь! – заверил местный Шумахер.
– Хотелось бы, – проворчал Кукушкин.
Пока машина неслась по Рождественскому бульвару, Валерий Степанович, подсказывая водителю дорогу, с интересом глядел в затуманенное морозцем окно. Кругом царила радостная предновогодняя кутерьма, сияли мириады огней, трещали ярмарки, сверкали пластиковые конусы огромных искусственных елей. Москва показалась профессору невероятно нарядной. Кукушкин не мог нарадоваться на москвичей, живущих в таком великолепном городе! Вдруг из-за поворота вынырнул какой-то лоснящийся гигантский шар с бородкой и глазками. Валерий Степанович вздрогнул от неожиданности. Это была афиша три на четыре метра, приглашающая посетить юбилейные концерты известного певца и народного артиста, чей лик со следами очередного омолаживающего ботокса, собственно, и заполнял всё рекламное пространство. Ярко-жёлтая надпись призывно гласила: «Юбилейная программа Иконостаса Меняйлова „30 лет в пути. Лучшее и только для вас“. ГЦКЗ „Россия“, 7—9 января 2022 года». Кукушкин поёжился, как от сквозняка, и «Приора», взвыв на повороте, свернула в грязный переулок. Державная парадность столицы резко сменилась неожиданной затрапезностью губернии. По обеим сторонам замелькали усталые стены старых приземистых домиков с новыми стеклопакетами. На углу, у перекрёстка, машина встала на светофоре и запыхтела, готовясь к новому рывку, как маневровый паровоз. Кукушкин посмотрел налево и увидел доску объявлений, среди которых была ещё одна афиша, маленькая и неказистая, выдержанная в двух цветах на белом как снег куске тонкой бумаги: синим – «Вечер классики», чуть ниже чёрным – «Выступает лауреат III Всероссийского конкурса молодых пианистов Яков Либерзон. В программе прозвучат произведения С. Прокофьева, С. Рахманинова и Р. Щедрина. 25 декабря, ДК Железнодорожников. Начало в 19.00». Загорелся зелёный, такси, присев на заднюю ось, снова сорвалось с места, и несчастный Либерзон, теснимый рекламой кредитных компаний и частников о продаже подержанных ноутбуков, продолжил печально ронять слёзы беззвучных нот в свалявшийся московский снег. Кукушкин покачал головой.
