Яр откровенно веселится, глядя на то, как я записываю условия в свою тетрадь. Наклоняется вперед, пытаясь вычитать то, что я пишу. Я ставлю ладонь ребром и смотрю на него неодобрительно.
- Что там, секретики?
- Не твоего ума дело.
- А разве мы не будем вместе разбирать дневники с практической частью?
На какое-то время я зависаю, всерьез раздумывая над его вопросом. С одной стороны, в дневник надо записывать все без утайки. С другой, я бы совсем не хотела делиться личными мыслями с Яром.
- Я думаю, - медленно начинаю я, глядя куда-то в пространство, - что нет. Мы предоставим выдержки, которые сами посчитаем важными и нужными. И я надеюсь на твое благоразумие, Яр.
Едва произношу последнее предложение, сразу жалею о том, что сказала. Не настолько он честный. Шмелев подтверждает мою мысль своей неприятной ухмылкой.
И я запальчиво говорю:
- Ярик, давай по-нормальному, а? Записывай хотя бы что-то. Ну хоть соври. Так нужно.
И он кивает, выравнивая свои яркие губы. На самом деле им очень идет улыбка. Если бы только она была доброжелательной, а не обещала неприятности.
Я собираю вещи, и мы идем на выход. Весь «аквариум» как будто притихает в ожидании. Только тут понимаю, что за нами пристально наблюдают. Алина была права, Шмелев – самый популярный парень в колледже, и ближайшие три недели мы проведем вместе. К этому стоит привыкнуть не только мне, но и всем его поклонницам. Если бы у меня было меньше достоинства, я бы каждой кинулась объяснять, как на самом деле обстоят дела.
Надеюсь, они и так скоро поймут, что мы только дружим. Хотя и это будет для них сенсацией.
Мы спускаемся по лестнице, берем вещи в гардеробе.
- Не холодно в кожанке? – критически интересуюсь я.
Яр коротко отбривает:
- Нет.
И я с вызовом застегиваю свой короткий пуховик до самого горла. Как угодно, пусть мерзнет. Март – это только календарная весна.
Шмелев снова выразительно ухмыляется, а я игнорирую. В тишине мы идем до остановки автобуса, и нужный нам номер практически сразу появляется из-за поворота. Когда заходим в салон, Яр подбородком указывет мне на свободное место, видимо, предлагая сесть. Я отрицательно мотаю головой и остаюсь стоять рядом с ним. Ехать все равно три остановки. Он безразлично пожимает плечами, достает телефон, с кем-то переписывается, ухмыляется. Я же бездумно пялюсь в окно. Снова снег. Как будто зима берет реванш, совсем не хочет уходить.
На следующей остановке автобус тормозит очень неделикатно, нас резко дергает вперед. Водитель громко матерится, а я влетаю Яру в грудную клетку. Нос мне царапает приоткрытая молния его куртки. А он сам автоматически хватается одной рукой за поручень, а второй ловит меня за плечо, прижимая к себе.
Первое мое ощущение – он теплый и вкусно пахнет. Второе – мне неожиданно нравится быть так близко к нему. И на третий счет мне наконец становится неловко.
Автобус выравнивает ход, и я отталкиваюсь ладонью от груди Яра. На ощупь она кажется почти каменной.
Поднимаю на него глаза и встречаюсь с насмешливым взглядом. Серые глаза раздают какое-то самоуверенное, но все же искреннее веселье. Я жутко смущаюсь и смотрю себе под ноги.
Говорю:
- Извини.
- Да ничего.
Достаю телефон и делаю вид, что очень увлечена тем, что вижу в нем. Пишу Алине сообщение
Женя Гольцман: Как думаешь, Шмелев просто придурок или больше симпатичный парень? Никак не разберу.
Отправлять не собираюсь, мне просто нужно создать вид бурной деятельности. Но автобус снова дергается, палец мажет по экрану, и сообщение улетает подруге, тут же оказываясь прочитанным. Будто она только этого и ждала.
