- А я могу вообще сюда заходить?
- В смысле? – она озадаченно морщит лоб. – Я же тебя сама пригласила.
- Разве я не должен пройти какую-то комнату, которая продует и обеззаразит все мои вещи?
- На что ты намекаешь? – Гольцман сощуривается, не успевая за сарказмом.
- На то, что это долбанная криокамера! – я разуваюсь и указываю на белую плитку под ногами.
- В криокамере холодно, а не стерильно, - автоматически возражает она.
И я вдруг смеюсь. Не могу сдержаться. Захожусь искренним хохотом от этого назидательного тона, запрокидывая голову в потолок. И тут она меня удивляет. Вместо грубости выдает мне неуверенную ответную улыбку. И именно она внезапно расцвечивает весь ее образ. Поджигает. Обостряет. И даже – украшает.
Останавливаюсь, как громом пораженный. Так ведь говорят о ситуациях, когда ты нахрен в шоке от того, что видишь перед собой? Или нет – когда ты в шоке от того, что чувствуешь от увиденного?
15. Глава 15
Женя смущается и ведет меня, внезапно притихшего, на кухню. Там тоже все стерильно чисто. Я едва сдерживаюсь от того, чтобы сокрушенно покачать головой. Клянусь, за эти минуты я начал понимать эту девочку гораздо лучше, чем за все время, что мы учимся вместе. Конечно, остается вероятность, что я неправильно расценил все, что увидел. Но внутри меня есть стойкое ощущение, что я прав.
В гулкой тишине она указывает мне на стул рядом со стеклянным столом. Я качаю головой и иду к окну, изучая по пути белые глянцевые фасады кухни. Вижу кошачьи миски и спрашиваю:
- У тебя есть кот?
- Да, - она неопределенно взмахивает рукой, - Рекс где-то в комнате, он к чужим не выходит.
Я удивленно хмыкаю:
- Ты назвала кота Рекс?
Она хмурится, кивает и спрашивает:
- Будешь чай?
- А кофе есть? Чай я уже пил.
- Есть, - Гольцман разворачивается и закидывает капсулу в кофемашину.
- А ты всегда в тишине сидишь?
- На кухне? – уточняет она.
Мои губы подрагивают, сражаясь с улыбкой.
Говорю спокойно:
- Ну, начнем с кухни. Тут ты всегда в тишине?
- Да. Я не ем под телевизор.
- Очевидно, потому что это неправильно? – пытаюсь сильно не иронизировать.
Женя серьезно кивает:
- Да.
- А музыка?
- Что?
- Ну, музыка, Гольцман, - терпеливо объясняю я, - знаешь, что это такое?
- Яр, ну совсем уж не делай из меня чудовище! Знаю я музыку.
- Почему не слушаешь?
И она снова теряется. Смотрит на меня настороженно. Видимо, чтобы скрыть эмоции, оборачивается к кофемашине:
- Молоко нужно?
- Не, давай так, не помешает взбодриться.
Женя двигается по кухне легко, но как-то скованно, ставит передо мной сухофрукты и орешки. Я поднимаю на нее выразительный взгляд.
- Что? – она прячет пальцы в рукава домашней кофты.
- Жень, а тебе никогда не было тесно? – вдруг спрашиваю. – В этой правильности и стерильности?
- Ты меня по имени назвал.
- Ну да, тебя же так зовут.
- Раньше не называл, - упорствует она.
И я понимаю, что она, конечно, права. Раньше не называл. С другой стороны, какая разница? Жендос, Женя. Гольцман. Это ведь все про нее.
- А сейчас назвал. Не беси, Гольцман, - начинаю заводиться тут же, но оттормаживаю и перевожу тему, - вон, у тебя даже «умная» колонка есть.
- Ну, я время у нее спрашиваю. Или погоду. Или свет в коридоре включаю.
- Идеальное применение, - ворчу я. – Давай начнем с одной песни. Не буду шокировать тебя полноценной вечеринкой.
- Ну давай попробуем, - наконец с привычным апломбом она задирает подбородок.
