После перерыва Абдулвали гонял «штрафных солдат» с ещё бóльшим ожесточением. Но теперь он время от времени бросал на Штрассла настороженно-недоверчивые взгляды, стараясь делать это незаметно.
Наконец, появился давешний десятник. Он с удивлением обнаружил, что никто никого не покалечил, все арестованные измочалены и обливаются потом.
– Ну, оберфельдфебель, ты даёшь!
Взвод ушёл с плаца почти строевым шагом. Штрассл подумал, что первое занятие прошло успешно, но нет гарантии, что и дальше ему будет сопутствовать удача. Так и вышло. Следующая группа состояла из отъявленных головорезов: для того, чтобы добиться послушания, одному, слишком резвому, пришлось всадить заряд в левую руку, а другому – в правое плечо. После этого возбуждение остальных сменилось угрюмым подчинением. Пока никого на роль взводного смотрящего Штрассл среди них не приметил.
Занятия ещё с двумя группами вконец измотали его. Дело было не столько в физической усталости – Хуберт в основном командовал, а не бегал наравне со штрафниками, – сколько в постоянном нервном напряжении и стремлении держать под контролем всех и одновременно. Он не позволял себе расслабиться ни на секунду. В минуты опасности у Штрассла открывалось «заднее зрение», когда он затылком ощущал угрозу. Вот и сейчас: один из сомалийцев подобрался слишком близко со спины и уже поднял муляж над головой. Конечно, до убийства дело бы не дошло, но поранить мог. В последнее мгновение, почувствовав неприятный холодок в затылке, Хуберта развернулся и со всего размаху двинул нападавшему бластером в горло. Тот хрюкнул и распластался на земле, изо рта пошла кровь. Хорошо, что остался жив, иначе пришлось бы отчитываться.
В конце дня Штрассл чувствовал себя как выжатый лимон. Есть не хотелось. Принял душ и рухнул на койку. Мгновенно провалился в сон и проспал ровно двадцать минут. После чего встал, причесался и отправился в бар космопорта.
Полины сегодня не было, хотя шла её смена. «Это даже к лучшему!» – подумал он и заказал любимый марсианский коктейль у симпатичной незнакомой буфетчицы. Всё-таки не удержался и спросил:
– Разве Полина сегодня не работает?
– Вы Хуберт? Пилот Хуберт Штрассл? – оживилась девушка.
– Да. Это я.
– Вам записка от неё.
Сев за столик, он не спешил разворачивать сложенный вчетверо листок бумаги. Не хотел читать её письмо прилюдно. Медленно допил напиток, посидел ещё пару минут, глядя в окно на проплывающие в небе прогулочные дирижабли, и только после этого вышел в парк, нашёл скамейку в тенистом месте под пальмами и медленно развернул послание.
«Здравствуйте, Хуберт! Хочу ещё раз поблагодарить вас за чудесное спасение на пляже. Не уверена, что увижусь с вами лично до отъезда – знаю, что через неделю вы отправляетесь на сложное задание. Отец отправляет меня в санаторий на десять дней, хочет, чтобы я пришла в себя после шока. Никакие мои возражения в расчёт не принимаются. Ещё раз большое спасибо. Удачи вам!»
Вот и всё. А что он ожидал? Обычная вежливая записка, не более того. Вдруг нахлынуло острое желание повидаться с той, чью тёплую руку держал в своих, глядя в бездонные серо-голубые глаза и ощущая, как два сердца ухают в унисон.
Не отдавая себе отчёта, зачем это, Хуберт встал и решительным шагом направился к дому инженера Холмского.
* * *
Неделя пролетела быстро. Штрасслу всё же удалось «скроить» из своих штрафников вполне приличный отряд. За это же время произошли два события, потрясших до глубины души. Вчера Хуберту вручили сшитую для него форму «кайзеровского» образца, со всеми знаками отличия. Сначала он смутился: как же так? Ведь фактически австрийца призвала страна, с которой воевал его народ. Пусть и на Земле-7, но ведь все они связаны в многомирии! Неужели у здешних северян, которых привычно именовал русскими, вообще нет никакой неприязни? Или они настолько великодушны, что способны простить даже убийства предков людей, с которыми их связывают родственные нити через гиперпространство?
