– С этим вы тоже блестяще справились.
– Да, надеюсь. Просто… Я могу прекрасно прогнозировать что может произойти с телом с точки зрения биологии. Но вот со стороны психики… Я боюсь, что он может не выдержать разговора с вами. Вдруг его убьёт правда? Или он того? Свихнётся.
Он пристально смотрел мне в глаза.
– Я сделаю всё, от меня зависящее, Матвей Альбертович, обещаю. Уверен, что вы зря беспокоитесь. Здесь есть психологи, есть нейросети, они не позволят нам ошибиться. Всё будет хорошо, уверяю вас.
Он слабо улыбнулся.
– Надеюсь, вы правы. Когда на алтарь положено столько трудов, начинаешь видеть проблему там, где её нет. Ох, вы не представляете, как долго мы шли к этому дню. Но вы правы. У нас здесь собрались лучшие из лучших и нет причины сомневаться в успехе. Нам стоит отдохнуть перед завтрашним днём. Хотя я уже и не помню, когда последний раз отдыхал.
Мне было не уснуть. Ворочался, мне было то жарко, то холодно. То вдруг я осознал, что не могу уснуть в тишине, которой ещё вчера я так восхищался. В квартире всегда были какие-нибудь звуки: то соседи, то гул с улицы, то ещё чёрт знает что. А здесь от тишины прямо звенело в ушах. Казалось, что во всей башне остался только я один и он, сидящий в белоснежной комнате на кровати где-то в глубине здания.
Я встал, сел на диван и включил телевизор. Мне захотелось поговорить с Алиной. Вот прямо сейчас, ночью. У меня напрочь вылетело из головы её отчество: можно было бы позвонить а-ля официально, мол, что-то важное по работе надо узнать. А без отчества это почему-то казалось плохой идеей. Я вздохнул и отложил смартфон в сторону.
Показывали репортаж о крупном взрыве в шахте компании «Сталь Сибири», где-то на востоке. Более ста горняков точно погибло, ещё несколько десятков человек, возможно, заблокированы в тоннелях. Представитель компании говорит, что вызволить их не получится и, скорее всего, они там погибнут. Репортаж продолжается, оператор снимает оборудование компании, доходы которой сравнимы с доходами мегакорпораций. Журналист буднично рассказывает о работе шахты. Зарплата горняков, разумеется, зависела от выработки. Люди трудились по двенадцать, четырнадцать, а то и по восемнадцать часов, чтобы прокормить семьи. Конечно, ни о какой технике безопасности не могло быть и речи при таких темпах работы, что, в конечном счёте, и привело к трагедии. А теперь, когда столько людей погибло, выяснилось, что инцидент ещё и поможет «Стали Сибири» сэкономить на этих беднягах: официальные выплаты семьям погибших на производстве, много меньше, чем эти горняки зарабатывали за свой тяжкий труд. И уж тем более дешевле заплатить месячное жалованье детям погибших, чем оборудовать шахты всем необходимым для безопасности шахтёров.
Я выключил телевизор и поплёлся обратно в кровать, стараясь не смотреть, сколько сейчас времени, потому что опасался, что уже почти утро. Нужно хотя бы немножко отдохнуть перед завтрашним днём. Как всегда, волнение напрочь прогоняло сон. Уснул я только под утро, когда уже занимался рассвет. Мне снились пожары, какие-то крики и Матвей Альбертович, почему-то верхом на коне.
На следующий день, не выспавшийся, я предстал перед психологами. Меня переодели в строгий костюм начала двадцатого века: донельзя классическую и неудобную «тройку». Двое мужчин и женщина нудно консультировали меня о поведении с подопечным. По большому счёту, они говорили прописные истины: не вываливать на него всё сразу. Избегать резких движений и криков, говорить с ним мягко. Чётко выговаривать слова. Улыбаться. Стараться общаться с ним на языке его времени, оперировать знакомыми ему фактами и событиями. Я слушал в пол уха и неотрывно смотрел на полимерную дверь, отделяющую меня от него. Позади меня, за терминалами, сидели учёные, намеревавшиеся слушать каждое наше слово и конечно же записывать всё происходящее. Где-то там была и Алина с Матвеем Альбертовичем. Психологи замолчали и я понял, что можно начинать.
