Расписание я, конечно, уже давно запомнила – что там особенно запоминать, но продолжала делать вид, что числа по какой-то причине не хотят укладываться в голове. Ручка была последним поводом задержать Горшенина еще ненадолго. Я уже начала сомневаться, что когда-нибудь он ее предложит.
– Ручку? – виновато все же предложил Горшенин.
– Спасибо, – сказала я с облегчением, взяла ручку и, глянув на нее, сказала: – Красивая.
Ручка действительно была изящной, необычной и по виду дорогой.
– Сослуживцы подарили, – пояснил Горшенин, – когда увольнялся.
– Любили, значит, – пробормотала я, аккуратно и неторопливо переписывая в блокнот расписание. – Меня тоже любили. Особенно когда случалось что-нибудь или со службы слинять надо было.
– В каком смысле? – Горшенин снова рассмеялся. Похоже, мои солдафонские манеры и грубоватость его забавляли.
Теперь, когда у меня находилась во временном пользовании его любимая ручка, ему волей-неволей приходилось стоять рядом. Зато неловкости он больше не испытывал.
– А я в медсанчасти работала. – Я мельком глянула на Горшенина и снова уткнулась в блокнот, но прежде заметила, что в лице директора что-то неуловимо изменилось. – Я медсестра.
– О! – только и сказал он.
«О!», черт возьми! Не может более ясно свои мысли выражать. Ломай теперь голову, что это его «О!» означало.
– А почему вы уволились? – неожиданно проявил интерес к моей биографии Горшенин.
Не похоже было, что он задал вопрос только для того, чтобы поддержать беседу. Голос его звучал вежливо и спокойно, я бы даже сказала, слишком спокойно, но глаза разглядывали меня с жадным вниманием. Кажется, он наконец-то заинтересовался моей персоной.
– В двух словах и не скажешь. Если коротко, то сама из армии я не уходила. Меня, скажем так, «ушли». Ну вы знаете, как это бывает.
– Бывает по-разному, – уклончиво произнес Горшенин. – А как вы вообще в армию попали?
– Отчим пристроил, сразу после училища. Чтобы под ногами не путалась. Большое спасибо. – Я вернула ручку, спрятала блокнот и закинула сумку на плечо. – Пойду пока по городу пройдусь и осмотрюсь. Может, чего насчет работы разузнаю... Жаль, что сейчас позаниматься не получилось...
– Погодите-ка, – прервал мой словесный понос Горшенин. – Так вы что же, без работы сейчас?
– Да я только вчера приехала, – невесело улыбнулась я.
– О! – воскликнул снова Горшенин. – И сразу в спортзал!
– А чего без дела болтаться?
Кажется, чем-то я его задела. Похоже, Горшенина заинтересовала именно моя специальность.
– Идемте. – Горшенин решительно повернулся и захромал по коридору. – Если хотите позаниматься именно сейчас, то попробуем это устроить.
– А нас пустят? – засомневалась я.
Горшенин усмехнулся:
– Пустят. У меня тут знакомый сейчас тренировку ведет.
Мы прошли через пустую раздевалку и оказались у входа в спортивный зал. Мальчишки и девчонки восьми-одиннадцати лет старательно выполняли каратешные ката. Слышалось сопение, шлепки трех десятков босых ног по татами и зычный голос тренера:
– Ичи! Ни! Корольков! Какая стойка? Са-а-ан! Медленно здесь, медленно! Корольков, повнимательнее, счет слушай! Аня, жестче! Что это за руки? Разве это руки? Еще раз с самого начала! Ичи!
Самого тренера из глубины раздевалки видно не было.
– Стро-огий, – многозначительно тряхнул тростью Горшенин, заметив, что я с любопытством прислушиваюсь к происходящему в зале. – Посидите минутку, я сейчас. А вы, кстати, где службу проходили?
