– Я жду, – в тон мне ответил Максим Георгиевич.
Всё ещё с закрытыми глазами, шумно сглотнув, я потянулась рукой к пуговицам на рубашке. Одну за другой я расстегивала эти маленькие пуговички, чувствуя на своей коже его взгляд – гладящий, прожигающий… профессиональный. В какой-то момент мне показалось, что я услышала стон – короткий и будто бы задушенный.
Вряд ли – тут же одернула себя. Выдаешь желаемое за действительное, и только. Станет он стонать от того, что кто-то рубашку снимает…
Боже мой, я действительно это делаю! Действительно снимаю эту чертову почти-прозрачную рубашку, стаскиваю ее, расстегнутую, с плеч и позволяю упасть на кровать, оставаясь в одном только лифчике!
Это всё равно что у доктора в кабинете! – пыталась успокоить зачинающуюся в груди панику. Он ведь профессионал, он таких, как ты, каждую ночь по две, а то и по три видит!
Осторожно, по одному, я приоткрыла глаза… и чуть не вскрикнула – нет, это не всё равно что «у доктора в кабинете»! Доктор не смотрит на вас так, будто сожрать готов, не сжимает одной рукой кромку дивана, а второй – собственный член, рвущийся из-под боксеров!
– Уберите руку! – вырвалось у меня. Как-то интуитивно я вдруг поняла, что он близок к тому, чтобы всё это закончилось – уж слишком тяжело вздымалась его грудь и слишком расширены были зрачки, нацеленные на мой белоснежный лифчик.
Поморгав, профессор медленно снял левую рука с дивана, укладывая ее на живот.
– Не эту! – люто краснея, поправила я, кивком указывая на его пах.
Вторая рука неохотно разжалась, отпустила бордовый холм, и Максим Георгиевич наконец выдохнул, с трудом успокаивая дыхание.
– По-моему… нам… не мешало бы выпить, – произнес он почти ровным голосом. – Мне, во всяком случае.
Я оцепенело кивнула, соглашаясь с ним.
Встав и подтянув расстегнутые штаны, чтоб не свалились, он прошел деревянным шагом к двери и склонился над маленьким холодильником для напитков.
– Чёрт, одно пиво… – пробормотал, изучая его содержимое. – Я не пью ваше грёбанное пиво…
Немного придя в себя без его жаркого взгляда на мне, я крякнула, привлекая к себе внимание.
– Вообще-то… есть еще кое-что…
Закрывая грудь руками, слезла с кровати, бочком-бочком обошла его и скрылась в ванной комнате, куда утащила ранее свою дорожную сумку.
Нет, я не алкоголик. Но от мысли, что я сейчас заглушу свою нервозность доброй порцией мартини, который успела прикупить в Дьюти-фри, у меня буквально затряслись руки.
Вот она голубушка! – с ликованием в душе я вытащила на свет высокую, темную бутылку с белой наклейкой.
– Стаканы есть? – наблюдая за мной от двери, по-алкоголически быстро спросил Максим Георгиевич. И сам, не дожидаясь моего ответа, шагнул в глубь комнаты, к маленьком столику, сервированному для кофе – откуда вернулся через секунду с двумя простыми, стеклянными стаканчиками, какие можно найти в любой уважающей себя гостинице.
Мгновенно откупорив бутылку – благо, штопор не понадобился – наполнил оба стакана до середины и протянул один из них мне.
– «Тыканье» от студентов я не приветствую, Птичкина, поэтому без бруденшафта. За твое здоровье! – без лишних слов, легко чокнувшись со мной, он поднял стакан и опрокинул его в себя одним большим глотком.
Завороженно следя за его прыгающим кадыком, я тоже поднесла к губам стакан.
– С Валентином… – пробормотала еле слышно, поздравляя больше себе, чем его.
Да уж… Такого Праздника Всех Влюбленных у меня еще не было. Даже и не знаю, благодарить за это Леську или ругать. Зависит от того, чем кончится этот безусловно томный вечер…
