Нестор Николаевич вздохнул и пошел на кухню. Там в нише, где проходят водопроводные и фановые трубы, в дубовом бочонке набирал силу самогон. Самогонный аппарат остался у него с конца восьмидесятых годов, когда водку продавали по талонам и ее катастрофически не хватало. Он подставил глиняный кувшин и отвернул кран. В кувшин, журча, полилась жидкость, пахнущая спиртом и сивухой.
Толик сидел за столом и с притворным интересом читал бумаги, исписанные Нестором Николаевичем.
– Глубоко ты, Нестор, проник в тему, глубоко. Не понимаю только, почему не набираешь текст на компьютере. Так же намного проще. Не надо ни черкать, ни переписывать. Можно просто менять текст.
Слова друга задели Нестора Николаевича за живое.
– Ты не прав, Толик. Все великие историки писали пером или ручкой. И исправлять слова надо, перечеркивая их, а не заменяя. Перечеркнутые слова можно опять прочитать и, если нужно, вернуть в текст.
– Тебе видней. Ты пишешь слова, а я картины. Но мы оба пишем, и оба талантливы.
– Я принес тебе домашней водки, – Нестор поставил перед Толиком кувшин.
– Мне? А почему не нам? Не хочешь выпить со своим другом? Или считаешь, что пить со мной западло?
– Толик, ты же знаешь, я в глухой завязке. Стоит развязаться, и я опять потеряю месяц-другой впустую, начну выпивать даже с этим ничтожеством – соседом Ловцовым под закуску, которую будет готовить Машенька. Мое сердце больше такого не выдержит!
– Нехорошо получается, Нестор, нехорошо! Тебе, значит, пить нельзя, а твоему другу можно. Кстати, с похмелья я лучше пишу. Такие образы получаются, что Босх отдыхает! Все подкорка наружу выворачивается.
– Ладно, Толик, выпью одну, но не больше, – Нестор Николаевич достал из старого буфета с выбитым стеклом две рюмки. Буфет купил по случаю у соседки снизу. Он любил покупать старые вещи как символы времени, а следовательно – истории.
– А закусить не найдется? Раз Тайка посоветовала, чтобы меня кормили собутыльники, так покорми! Ге-ге-ге!
Нестор Николаевич понял, что сегодня вряд ли напишет хоть строчку, и покорно отправился на кухню. Там он нашел в холодильнике кусок отварного мяса, оставшегося от супа, и немного квашеной капусты в литровой банке.
Нестор выпил с Анатолием рюмку и был искренне уверен, что сегодня больше пить не будет. Но вторая рюмка пошла так легко, что казалось, будто ее вовсе и не было. Между прочим. Без всяких последствий. Релаксация. – Третья рюмка прошла незаметно, как тучка на небе.
– Ты, Толик, пойми. Мне пить нельзя. Я создал новое направление в истории.
– Какое? – трезвым голосом спросил Филь-Баранов. Его самогон пока не брал.
Выпивка после длительного воздержания вызвала в Несторе Николаевиче приступ красноречия.
– Автомобильное.
– Не понял.
– Автомобиль отражает жизнь человека, как зеркало – лицо. Посмотри на автомобиль, и ты поймешь, что такое его хозяин. Эти, с позволения сказать, историки судят об эпохе по найденным черепкам, берестяным грамотам и прочей ерунде. Хотя, быть может, они в чем-то правы. Ведь в те времена не было автомобилей. А сейчас-то они есть! Понимаешь?
– Не понимаю, к чему это ты.
Нестор молча разлил самогон и одним махом выпил свою рюмку.
– У тебя есть фотоаппарат?
– Есть. У настоящего художника всегда несколько фотоаппаратов. Но при чем здесь фотоаппарат?
– Что ты делаешь со своим фотоаппаратом?
– Фотографирую. Но зачем тебе…
– Стоп! Отвечать на вопросы! Самому вопросов не задавать! Что ты фотографируешь?
