– Ну и что! Вы славная девочка. Пусть он будет талисманом.
Между столиками с протянутой рукой появилась старуха, с ног до головы замотанная в старую шаль. Охранник деликатно взял ее под локоть и повел к выходу. Вив достала фотоаппарат и сделала несколько снимков.
Галич разомлел от съеденного и выпитого и по-старчески задремал, поникнув головой.
За соседним столиком послышалось недовольное ворчание. Вив обернулась и увидела сербского офицера. Кудрявая шевелюра, сощуренные глаза. Под пышными кавалерийскими усами торчала длинная пыхтящая трубка.
– Журналистка? – спросил он по-английски.
Вив кивнула.
– О чем пишете? Хотя – понятно… О чем еще можно говорить со старым Галичем? Только о войне…
Вив снова кивнула:
– Некрофилия.
– А живыми мужчинами еще интересуетесь?
– Еще как! Особенно теми, которые плохо пахнут.
– Чем пахнут?
– Окопами. Давайте сразу договоримся. Я не ищу приключений. Но если вам есть что рассказать, пожалуйста. Ужин за мой счет.
– Это невозможно. Честь сербского офицера. Плачу я. Полковник Радован Чечич к вашим услугам.
– В России говорят: кто за девушку платит, тот ее потом и приглашает на танец… Да, как-то так. Меня это не устраивает.
– Вы были в России? – Чечич изобразил на лице удивление.
– Да, в Тбилиси в 1989-м. Потом в Азербайджане, в 1990-м. В Карабахе.
– Это все не Россия.
– Да, но там было много русских. Один из них умер у меня на руках.
– Может, вы роковая женщина?
– Нет, все остальные, у кого я брала интервью, – живы. Вы и вправду полковник?
– Не похож? Во всяком случае, я достоин быть полковником.
– Говорят, полковнику никто не пишет…
– Да, я одинок, как и большинство сербов, – согласился Чечич. – Единственное, что мне нужно, – немного тепла.
Вив прекрасно разбиралась в мужчинах и сразу отбила все пробные шары заигрывания. Полковник понял ее и серьезно сказал:
– Хотите знать самое важное? Будет война. И очень скоро. Долгая, кровавая война. На Балканах по-другому не бывает. Но я не хочу видеть в своем доме американцев. Без них разберемся.
– Чем они вам так досадили? – удивилась Вив.
– Из-за них война продлится еще дольше. И еще. Они хотят, чтобы все жили так, как они.
– Они вроде неплохо живут. Вы разве не хотите так жить?
– Нет, не хочу. Они отнимут мою винарню.
– Что такое винарня?
– Винный погреб.
– А-а. Полковник, вы очень забавны. Зачем американцам ваш винный погреб?
– Чтобы продавать там виски. Или гамбургеры. Не хотите завтра на рыбалку? Здесь отличные места. Пенистые реки, против течения стоит форель.
– Я ничего не понимаю в рыбной ловле.
– Я вас быстро научу.
В кафане уже было не протолкнуться. Люди ели, пили и обнимались, переходили из угла в угол, держа в руках плоские тарелки и широкие бокалы. Сквозь шум пробивались обрывки песен. Кто-то сунул в руки Вив бокал, в котором поблескивало рубиновое вино, пахнущее гвоздикой. Она уронила вилку, испачкав свитер картофельным салатом, и небрежно смахнула его на пол.
К полковнику через толпу протолкнулась полная девица с теплыми глазами, одетая в платье с большим декольте.
– Радован, дорогой! – произнесла она низким, волнующим голосом, склонившись к нему так низко, что у нее вывалилась грудь, и целуя его в щеку.
Когда девица отошла, полковник развеселился.
– Знаете, что она мне сказала? Что ты слишком худа, чтобы согреть меня в объятиях.
– И что вы ей ответили?
– Я лучше промолчу.
Все запели одну песню. Вив попросила полковника перевести. Но куплеты были переполнены жаргонными словечками, и он, смеясь, поднял руки в знак полного поражения. Но с горем пополам перевел название песни. Вив поняла, что в песне поется о «шести ночах пьянки».
