– Боюсь, я не смогу пройти через все испытания, – Таисмет задумчиво отбросила со лба мокрые волосы. – Хорошо, обещаю тебе. Ты будешь со мной, даже если мне придется покинуть Египет. Собирайся. Нам пора идти.
Теист помогла Таисмет обернуть себя тканью, удерживая ее край.
– Где твои рабыни?
– Я их отпустила.
– Ты возишься с ними больше, чем они с тобой!
Таисмет посмотрелась в зеркальце из твердой бронзы и, слегка сдвинув брови, постаралась придать себе грозный вид.
– Я не хочу, чтобы до моего тела дотрагивались раздраженные пальцы. У меня и так много врагов.
Теист взяла из ее рук зеркало.
– Откуда у тебя это чудо?
– Этими зеркалами уже неделю торгуют финикийские купцы. Если хочешь, возьми его себе.
– Что ты еще у них купила?
– Ничего. Я примеряла парики, но ни один из них мне не подошел: слишком тяжелые, слишком замысловатые. Следовать моде становится все труднее.
– Я предпочитаю покрывать голову платком.
– Так делают только «те, кто на песке»[24]. А теперь в моду входит все египетское времен древнего царства.
– Трудно менять вкусы.
– Ты пойдешь со мной сегодня ночью к Исет?
– Почему сегодня?
– Я переполнена быстротекущим временем. И мне надо разобраться в себе.
– А для меня время течет медленно, как Нил зимой, – Теист с шутливой покорностью склонила голову перед Таисмет. – Ты можешь быть уверена, с тобой я пойду хоть на край света!
Кагемни встретил Ноя на пороге своего дома.
– Да исполнится тебе 110 лет[25].
Ной прижался щекой к щеке старика. Он верил Кагемни как никому другому. Старик всегда был начеку, всегда был способен принимать правильные решения, произносить нужные слова и совершать поступки.
– Прежде всего я хочу понять, что происходит в Египте, – сказал Ной. – Есть ли смысл в том, о чем говорит Таисмет?
Задавая Кагемни вопросы, Ной старался, прежде всего, понять, неужели этот умудренный опытом старик отважится на бунт.
– Сколько тебя не было в Египте?
– Три года.
– Долгий срок. Все это время народ внимал ереси жрецов Амона, предавался разврату, пьянствовал и воровал! Ты заметил, как изменились Фивы?
– Да, появилось много богатых людей, – Ной взял из большой вазы, стоящей на маленьком столе, большую гроздь винограда.
– Это были прекрасные годы для тех, чей успех в жизни зависит от хаоса и неразберихи. Знаешь, почему много богатых? Потому что стало еще больше бедных, – у Кагемни сбилось дыхание, и он со свистом втянул в себя воздух. – Когда ломаются устои, люди превращаются в шакалов. Царские амбары разворованы. Зерно распродается втридорога или вывозится в Ливию. Поля засеяны ячменем, из которого делают пиво, и этим пивом спаивают простой народ, чтобы он не роптал. Фивы уже давно превратились в огромную столицу смерти. Детей рождается все меньше и меньше, мало кто доживает до пяти лет. Город забит голодранцами с северных и южных окраин Египта, из неведомых просторов Азии. Кого тут только нет: ливийские наемники, которым уже год не платят жалование, торговцы из Библа и Финикии, непонятные люди – потомки какого-то Иосифа, который служил великому Сети, проходимцы с берегов Библа. Не город, а проходной двор! Люди озлоблены от тесноты, шума, крика, воровства и драк. Скоро красивой женщине нельзя будет появиться на улице. Везде Азия! Сплошная Азия! Нет больше египтян!
– Бог покидает страну, в которой плохой правитель, – заметил Ной.
– Да, от Сиамуна нет никакого толка. Сидит себе на севере, в Танисе
