Погруженный в размышления, Ной поедал виноград, отрывая ягоды одну за другой и не замечая его вкуса.
– Ты мне не рассказал, что происходит в Куше? – встрепенулся Кагемни.
– Война с нубийцами – только вопрос времени, – Ной кинул в рот последнюю виноградину. – Между четвертым и шестым порогом Великой реки начинается объединение племен. Как только слухи о наших распрях достигнут Нубии, они ринутся на Север. И нам их не сдержать. После ухода моего корпуса южная граница осталась неприкрытой. У третьих порогов какие-то банды перерезали весь скот египтян. В крепости Бухен[34] нет никого. Нубийцы легко дойдут до Головы Юга[35].
– А что будет с египтянами, которые живут в Куше?
– Народ погибнет. А о египетских жрецах в храмах Амона можно не беспокоиться. Они тоже хотят независимости Нубии от Египта. Зачем им Фивы? Я видел кушитскую царицу Анатере в головном уборе Исиды. Они там все уже поклоняются нашим богам, – Ной щелкнул пальцами. – Ох, и красивая же баба! Египетские жрецы ползают перед ней на брюхе.
– Да, нет больше египтян, – повторил Кагемни.
Ной понял, что пора заканчивать разговор. Но ему хотелось еще кое-что узнать.
– По дороге сюда мой корпус голодал. Нас пытались разместить в каких-то сараях, но мы вернули свои казармы.
– Знаю. Ты поссорился с самим Буль Буром.
– Ур Буль Буром!
– Кстати, мне донесли, что он готов обвинить тебя в воровстве военной добычи в Нубии. Что там у тебя произошло?
Ной грустно улыбнулся:
– Я выгрузил почти весь свой груз в Семне и принял на борт беженцев. Им еле хватило места. Если Буль Бур выдвинет против меня обвинение, я буду требовать суда в Танисе, поскольку формально я обворовал самого царя. Придется ехать в Танис. Меня там ждут не дождутся.
– Будь осторожен.
Нефер уплатил двумя золотыми кольцами за платье и новый парик, чтобы явиться к первосвященнику в приличном виде.
Титхеперура сидел в роскошном кресле. Его массивное тело было словно отлито из бронзы, а гладкая кожа, обтягивавшая крепкие мускулы, тускло отливала медью. Голову с высоким лбом охватывала диадема, посредине которой красовался золотой Урей с короной Верхнего Египта. Широкое ожерелье-воротник из драгоценных камней покрывало половину груди, а нижняя часть была обернута широкой повязкой. Обнаженные руки украшали золотые обручи.
– Я предлагаю тебе должность писца и хранителя тайн некоторых моих дел. Но боюсь ошибиться, – низкий голос первосвященника рождался где-то в глубине его широкой груди.
– Мои дарования скромны, но службой у вас я смогу прославить богов, давших нам письменность, – ответил Нефер.
Титхеперура кивнул головой:
– Вот и прославишь. Кто твои родители?
– Я ничего о них не знаю. Говорят, что они погибли, когда орды нубийцев напали на Верхний Кемт.
– Было такое. А где ты учился?
– Меня отдали в жреческую школу в Оне, вы знаете, она лучшая в Кемте. Но я не захотел становиться жрецом и пошел учиться на скульптора и писца. Много работал. Но до сих пор не имею звания писца, получившего дощечку.
– Это поправимо. Завтра же ты все получишь, если справишься с сегодняшним заданием.
– Справлюсь, – Нефер повернул руку, чтобы были видны иероглифы у него на запястье. – Мне помогут эти иероглифы.
– Что они значат.
– Это оберегающий знак. Меня обвиняют в кощунстве.
– Почему?
– Меня не любят. Всем другим скрибам очень дорого обошлось учение. Их учили рисовать священные письмена поркой. По сто ударов в день камышовыми прутьями. Все молодые скрибы – ослы, которых бьют. Потом они остаются ослами на всю жизнь. А меня никто никогда не бил.
