Прогулки по променаду - страница 26

– Ещё никогда не видела, чтобы кто-то так остро реагировал на хорошую погоду и морской воздух.

– Да дело не только в этом, – усмехнувшись перебил я девушку.

– А в чём ещё? – удивлённо спросила Аня, постукивая пальцем по тарелке.

Я посмотрел на девушку. Всё вокруг на долю секунды замедлилось почти до полной остановки. Стук дождя за окном, крик пролетающей чайки, бурление воды в металлическом чайнике, скрип деревянного стула, соскользнувший на лоб локон волос, еле заметное подрагивание улыбки в углу рта, плавное движение расширяющихся зрачков. Думаю, что именно в тот момент я наконец понял, что влюбился в эту простую девушку, которой меня дразнил курортный рай. Я до последнего отрицал это, не желая загонять себя в ситуацию, из которой нет удобного выхода. Теперь я смотрел на Аню, и каждая клетка в моём теле требовала от меня наклониться вперёд, протянуть руку к тёплой щеке и… Но я даже не шелохнулся. Раньше я никогда не отказывал себе в удовольствии нарушить чужое личное пространство при малейшем признаке взаимной симпатии, но сейчас я не имел на это права. Как бы ни были тяжелы наши отношения с Катрин, она не заслуживала моей измены. Я откинулся на спинку стула. Здесь всё было понятно, и от счастья меня отделяло всего одно действие, несколько простых слов. Истощённому жаждой путнику достаточно сделать один шаг и вступить в оазис посреди пустыни, но в последний момент он делает шаг в сторону. Всё то, что мне было нужно для счастья, находилось всего лишь в каком-то метре от меня. А я всё сидел и сидел, думая о том, что это расстояние для меня непреодолимо. Как часто мы пытаем себя ради больших идей. Сейчас я пытал и Аню. Я, должно быть, удивлял её своей нерешительностью, внезапной отстранённостью. Что-то такое бывало и раньше, тогда девушки разочаровывались и вскоре забывали про меня, но то происходило лишь потому, что я сам этого хотел. Что угодно легче всего загубить в зародыше, и я мог бы достать из глубин памяти приёмы ледяной холодности, как бы невзначай уколоть Аню и заставить её презирать меня. Это было бы в определённой степени благородно, хоть я уже и зашёл слишком далеко, но ещё не настолько, чтобы вызвать настоящую катастрофу. Однако я не мог этого сделать, я просто не хотел, чтобы Аня про меня забыла.

– Ты сегодня очень молчалив, – грустно заметила Аня. – Что-то не так? Погода паршивая, конечно, не без этого. Но зачем же так сразу вешать нос?

Я пожал плечами. Себя я прекрасно знал. С каждым мгновением, проведённым рядом с Аней, я всё больше отступал перед самим собой. Таким испытаниям даже самые отъявленные поборники этики боятся подвергаться. У меня в памяти всплывали последние дни с Катрин, ссоры, скандалы, её холодный, вечно недовольный взгляд. И, словно для сравнения на рекламном плакате, передо мной сидел абсолютный антипод моей жены. Но ведь и Катрин когда-то такой была. Что, если это именно я виноват в таком изменении своей супруги? Я должен был что-то сказать Ане, что-то ответить, разрешить эту ситуацию, пока ещё не стало слишком поздно. Я начал говорить, но слова превратились в кашу и вывалились наружу неприличным мычанием. Этот поезд сходил с рельс прямо у меня на глазах. Что-то тянуло меня в сторону катастрофы, что-то просто заставляло меня прыгнуть в бездонную пропасть. Я попытался изобрести какую-нибудь тему для разговора. Осмотрелся вокруг – кухня будто потемнела, расплылась. Я не мог определить ни единого предмета, ни единой формы, кругом не было ничего, за что я мог бы зацепиться, пытаясь спастись от неминуемой смерти. Кухня превратилась в подобие картин Дали. Всё стекало куда-то вниз, в сторону, нарушая законы физики. И только Аня посреди этого тянущегося безумия выглядела отчётливо и ясно, каштановый цвет волос стал ещё ярче, казавшиеся ранее тонкими губы покраснели, а зеленоватые глаза отдавали малахитом. Глядя на это, я словно загорелся изнутри.