Прогулки по променаду - страница 4

Шторка вновь раздвинулась, и показалось несколько тарелочек поменьше. Вместо пустой тарелки передо мной появился какой-то салат, сооружённый по неизвестному рецепту, кружка горячего кофе и большой круассан, политый вишнёвым вареньем, к которому в придачу шёл шарик ванильного мороженого.

– Как вам горячее? – мило спросила девушка.

– Да, всё замечательно, благодарю, – скороговоркой протараторил я, надеясь как можно скорее закончить разговор, который и в обычной-то ситуации вызывал у меня панику.

– Если хотите знать, мясо мы заказываем на местных фермах, которые располагаются ближе к югу. Вы, видно, турист. Должно быть, проезжали мимо пастбищ по пути сюда.

– Да, славно. Но пастбищ не видел, не обратил внимания, – ответил я с натянутой улыбкой.

– Странно. Говорят, что иногда коровы даже забредают на железнодорожные пути. Или вы ехали сюда не поездом? – задумчиво спросила меня девушка.

– Поездом, поездом, – ответил я, демонстративно принимаясь за салат, исходя из соображения, что это должно так или иначе привести к окончанию беседы.

Однако девушка стояла передо мной как ни в чём не бывало, держа в руках грязную тарелку из-под горячего.

– Тогда странно, что вы их не заметили. Их здесь очень много разводят. Мясо получается просто замечательным. Вы и сами это заметили, правда же? – с энтузиазмом прозвучал вопрос.

Я молча посмотрел на официантку, не в состоянии поверить, что всё это продолжается. Ни на каких коров по дороге в город я не смотрел, да и не мог смотреть, поскольку шторы в купе были занавешены по просьбе Катрин.

– Если хотите, я вам потом покажу фотографию с пастбища. У меня есть одна очень смешная. Впрочем, вы пока кушайте. Если что-то понадобится – зовите.

Девушка отнесла грязную посуду на кухню и вернулась за стойку, где её ждала раскрытая книга. Тем временем салат был уже съеден. Оказавшись затянутым в глупый разговор, я даже не понял, каким же блюдо было на вкус. Стало очевидным, что необходимо как можно скорее убираться из заведения, прежде чем я окажусь вовлечён в изучение фотографий с коровами. Я сделал большой глоток кофе и принялся за круассан. Что-то в нём пробралось сквозь заградительные ряды из снобизма и пресыщенности, сумело достичь тронного зала и завладеть моим вниманием. Я не мог не заметить, насколько точно были подобраны пропорции, как гармонировали друг с другом будто бы несовместимые текстуры. Именно в этот момент я и попался, моё пристрастие к хорошей еде пересилило всё, что я годами культивировал в своём характере. Открылась брешь, и сквозь неё в мои мрачные палаты медленно начало проникать что-то ещё пока неоформленное, неопределённое, но совершенно точно чуждое.

Расплатившись, я вышел из кафе. Погода начала внезапно портиться – частое явление для приморских городков. Остаток дня, судя по всему, должен был пройти в сопровождении шелеста дождя. Как бы я ни хотел иного, мне пришлось вернуться в отель к Катрин. С тяжёлым сердцем поднимался я по лестнице, ожидая привычного допроса и претензий, на которые моя супруга не скупилась, становясь с каждым годом всё более жестокой ко мне в своей болезни. Когда я поравнялся с дверью нашего номера, она внезапно распахнулась, и наружу вышел с иголочки одетый доктор с кожаным саквояжем в руке. Я сразу понял, что именно ему и звонил этим утром. Он, по всей видимости, тоже это понял, а потому вежливо поприветствовал меня и сообщил, что состояние Катрин удовлетворительное, хоть и далеко от идеального. Доктор порекомендовал мне лишний раз не беспокоить жену, но заверил, что уже через несколько дней её состояние должно вернуться в норму, когда пройдёт период акклиматизации – суровая неизбежность, обусловленная проживанием в северной части Европы. Я поблагодарил его за уделённое время, убедился, что он получил за него от моей супруги плату, и попросил на всякий случай заглянуть завтра.