Прогулки с Чарой. Из жизни неправильного пуделя - страница 2
«Да пойми же ты, наконец, эта твоя душа нараспашку, готовность в каждом видеть друга – не просто смешны, но и опасны. Хорошо, если в такой открытости углядят только амикошонство, плохое воспитание. А если агрессию? Сегодня люди больше поверят в твой злой умысел под маской добродушия, чем в твою искренность». Чара слушала меня внимательно, тараща глаза и высунув на бок язык. Но я не уверен, что она поняла меня до конца.
Впервые мы с женой надолго оставили Чару – уезжали в гости к сыну, в другой город. С ней осталась добрая женщина. Но собака почти все время лежала на моей кушетке и блестела глазами. Думаю, ее терзала самая обидная мысль – меня разлюбили. А для кого, скажите, она не самая обидная?
Как гололед, так подбираем с Чарой старушек. Хорошо, когда все обходится возвращением в вертикаль и отряхиванием. Как нынче. А то и «скорую» приходилось вызывать. Чтобы не стать жертвой гололеда, надо соблюдать всего лишь одно правило (все хорошие правила состоят из одного пункта): 1. Увидел сомнительное место – обойди его. Не тешь себя надеждой, мол, обойдется, не в этот раз. Мгновение – и ты уже в жизни совсем другого качества. Поэтому знай, ты обходишь, хотя бы и за квартал, не пять метров опасного пути, а пять месяцев больничной койки, костылей, тоски, нудного бессилия и боли. Бабушка, которую мы сегодня подняли, ухватила меня за руку и давай допытываться: ой, я не шейку бедра сломала? Я авторитетно сказал, что ничего она, похоже, не сломала. Оказывается, ее мать сломала в гололед шейку бедра в 70 лет и потом еще 20 лет провела в инвалидном кресле. Дочь, которой самой уже под 90, жутко боится этой травмы. Боится, а срезает дорогу засадными тропинками. Мы с Чарой подивились на старушку.
Гуляя, наткнулись с Чарой на остов снеговика. Недели две назад его слепили детские и взрослые руки, и он уверенно занял место в нашем дворе. И вот перед нами грязно-белый ком, уже утративший голову и туловище. А вокруг ни белого пятнышка, а даже наоборот – зеленая, хоть и прошлогодняя трава. «Держись, брат, – сказал я убывающему снеговику, – уже летят на рысях белые снега, сверкают в ночи их серебристые клинки, вот-вот дрогнет оборона грязно-зеленых и будет верх белых. Тебе бы только ночь простоять да день продержаться». И мы пошли дальше. Но пошли не одинаково. Я, обремененный горьким опытом несбывшихся надежд, тяжело швыркая валенками в калошах. И Чара, на четырех веселых и быстрых лапах. Она, забегая вперед, взлаивала в радостном предчувствии завтрашнего дня. А предчувствия, надо сказать, у моей собаки всегда радостные. И у всего мира будущее только радостное. В том числе и у этой кучи грязного снега. Над которой ее хозяин что-то бормотал по стариковской привычке.
Чара не любит, когда на прогулке кто-то отвлекает меня от нее. Она непременно, выждав минут пять, отстает, пристраивается за деревом и оттуда выглядывает одним глазом. Знает, вот сейчас я обернусь, всплесну руками: «Батюшки светы, а Чара-то где?» И ну вертеться во все стороны. Эта картина так ее радует, что она покидает свое укрытие и уже открыто, нетерпеливо переминаясь, любуется паникой хозяина. Наконец, мой взгляд упирается в пропавшую собачку, и я изображаю великую радость. К этому моменту и восторг Чары достигает пика – она срывается с места и несется ко мне с хвостиком-пропеллером, расплескивая уши по сторонам – «Вот она я! Лови!» И прыгает прямо в руки. Сидя на руках, посматривает на человека, отвлекшего было меня разговорами, победительно. Мол, знайте свое место, господин хороший. И гуляйте себе дальше, без нас.