Прогулки с Чарой. Из жизни неправильного пуделя - страница 8

Гуляли в парке и нашли под ногами связку ключей. Обыкновенное колечко, а на нем пять разновеликих железок. Время утреннее, безлюдное. Понятно только одно, потеря недавняя – совсем сухие. «Все одно гуляем, – сказал я Чаре, – так пойдем поищем растеряшу». Тоже, видать, с собачкой прогуливался. Через пять минут встретили старичка с ленивым бассетом. «Вот, – говорю, – кто-то ключики обронил». Показал ему связку. Старичок оживился: «Тут дама прошла. Давайте догоним». Стали догонять. Со скоростью ленивого бассета. Через полчаса, как ни странно, догнали. «Нет, – говорит, – дама. Не мои». Старичок уже к другим тянется. Не теряли? Нет, говорят и те. И к третьим неутомимый шлепает. Они, мужчина и колли, отмахнулись сердито и дальше пошли. Так, приставучей группой, бродили часа два по обширным просторам Кусковского парка. Мы уж с Чарой и не рады были, что нашли эти ключи. Не рады были, если честно, и энергичному дедку с его неимоверно замедленным бассетом. Проще было бы тащить за собой бревно. Притомившись, сели на скамейку. Я достал ключи и стал рассматривать, примеряясь, а не закинуть ли их на середину пруда. Глянул и старичок. А потом вдруг стал хлопать себя по карманам, таращить глаза и наконец крикнул: «Оспаде Есусе, а ключики-то мои!». Интересное это время – старость. Все можно. Можно два часа ходить по слякоти, под мерзким дождем, и предлагать первым встречным ключи от своей квартиры.

«Уберите со скамьи вашу собаку!» Да, есть такая с нашей стороны вольность – Чара садится рядом со мной на скамейку. Правда, у меня в кармане в пакетике платочек, которым я после нее протираю скамейку. Отказать Чаре в удовольствии посидеть со мной в пустынном скверике и поглазеть на звездное небо, этого сделать я не в силах. Она привыкла к таким посиделкам еще с дачной лавочки, когда была совсем щенком. Да, так вот, меня просит убрать Чару со скамейки пожилая дама, худощавая, в черном пальто до пят и в черной же вязанной шапочке. Я вскакиваю с извинениями, достаю платок, смахиваю-протираю. Потом мы перебираемся к следующей скамейке. Дама садится. Я, неленивый человек, подсчитал количество скамеек в сквере, открытых моему взгляду, – четырнадцать. И все пустые. Кроме нашей. И той, где теперь сидит дама. Какой пустяк, а так много говорит о человеке. О характере, упрямо пронесенном через всю долгую жизнь.

«Лучше бы я не выходил из больницы», – вздыхал, поглаживая голову лабрадора Викентия, старик Л. Ф. Дома его ждала беда – исчезли старинные настенные часы фирмы Мозер. Часы его детства. Единственная вещь, знавшая его давно ушедших родителей, да что там – прадеда знали. Часы продала жена. Надо было платить за операцию и уход. Он понимал, жена так поступила от безысходности, но не мог смотреть на темное пятно на обоях и томился от тишины, особенно в полдень. У часов был глубокий, тягучий, мягкий бой. И ход стрелок Л.Ф. тоже различал. Они своим размеренным тиканьем говорили: «Не бойся, не бойся, не бойся…». Как в детстве. С этим и засыпал. А еще любил ощутить в ладони медную, весомую гирьку, и ту, и другую. И на донышке одной из них его отец, еще молодым, нацарапал инициалы будущей жены – Н. В. И вот часов в доме не стало. От горя старик уверил себя, что и его времени не стало. Так, шелуха добирается.

А тут приехал к старикам правнук из Нефтеюганска Костя. Отругал, что ни про операцию, ни про деньги ничего не сообщили. Потом глянул на потухшего деда и сказал: «Не горюй, старче, вернем тебе твоего Мозера». «И что вы думаете, – говорит Л.Ф., – приносит Коська третьего дня часы. Мои! Точь-в-точь мои, только правую башенку успели отломить. Я едва в обморок не упал. Такой был праздник!» Посидели, помолчали. Я переживал радость старика как свою. Тоже к старым вещам привязываюсь. Вот. А потом слышу: «Да, а часы хоть и древние, а не мои». «Инициалы?» – догадался я. Он кивнул. И сразу сник. Косте он ничего не сказал, так и уехал тот в уверенности, что дед подмены не заметил. «А все-таки хорошо», – вздохнул Л. Ф. А что хорошо, пояснять не стал. Но мы с Чарой, подумав, с ним согласились. Хорошо, когда просто хорошо, а что хорошо – неизвестно.