– Ну ваше дело, – проворчал шофер и снова утопил педаль газа в пол.
Томас хмуро уставился ему вслед. Будь сейчас день, этот тип даже не подумал бы предложить свои услуги. Собственно, что далеко ходить – несколько часов назад один уже послал Измерителя куда подальше, сославшись на «грозного босса».
«А Патрик теперь может и днем, и ночью кататься…»
Томас еще не видел старого знакомца в новой ипостаси, но уже искренне завидовал ему. Стать нормальным – это ли не сокровенная мечта любого альбиноса? Нет, все-таки Ребекке этого никогда не понять. Судя по всему, в ее понимании альбиносы и изгои – это два множества, которые практически не пересекаются друг с другом.
«Если бы все люди рассуждали, как Ребекка… это была бы гребаная утопия».
Проходя мимо трактира с незамысловатым названием «Бочка», Томас услышал, как внутри горланят пьяные мужики. Работяги, неделю пахавшие в доках и на заводах, теперь обнимались и срывали глотки, теша свои изможденные души лихой песней. Томасу захотелось распахнуть двери и, подхватив с покосившегося стола кружку пива, присоединиться к нестройному хору голосов, но Измеритель живо напомнил себе, что это попросту невозможно.
«Только вечер им испорчу… и себе заодно».
Каждый второй из этих трактирных завсегдатаев наверняка походил на Стивена – бугая, который отлично работает руками и не слишком здорово – мозгами. В головы этих крепких мужей давным-давно вложили мысль о том, что у нормального человека кожа не может быть белой, как воротник официанта из «Барона Миньолы», самого дорогого ресторана Вандерсайда. Никаких исключений.
«В лучшем случае меня просто вышвырнут, в худшем – поколотят».
Вспомнив недавнюю стычку, альбинос рефлекторно потер то место, куда врезался кулак Стивена.
«Гребаный «стервятник».
Чем дальше Томас уходил от «Бочки», тем тише становились возгласы пьяных работяг. Наконец все окончательно смолкло. В вечернем Вандерсайде хватало подобных «островков шума», но мостики между ними, как правило, обилием звуков не баловали. Порой из окон доносились чьи-то голоса – жены кричали на мужей, мужья на жен, старушки ворчали, а детишки пели, хохотали и рыдали, подчас до завидного легко переходя от смеха к слезам и обратно. Маршрут, выбранный Томасом, был ему неплохо знаком, и большая часть редких вечерних звуков казались этакими маячками, подтверждающими, что Измеритель на верном пути. Вот пожилая леди разговаривает с заморским попугаем, клетка которого обычно стоит на подоконнике.
– Кто хорошая птичка?
– Меган хор-рошая птичка!
Вот супруги со стажем, неутомимые любители скандалов, которые практически каждый вечер о чем-то спорят на повышенных тонах.
– Ну и какого черта ты бросил свою грязную куртку на мое платье?
– А какого дьявола твое платье делает на моем кресле?!
Казалось, оставшиеся две-три сотни футов до дома Томас может пройти с закрытыми глазами, полагаясь только на слух. Этакая акустическая путеводная нить, которую нельзя увидеть и потрогать.
Вот впереди показался знакомый столб с почтовым ящиком. Он находился на самом углу Гроули-стрит и Мидлтон-авеню и много лет служил Томасу единственным средством связи с его клиентами. Заказчик оставлял тут письмо, где указывал место, гонорар и время, когда хотел бы видеть у себя альбиноса; Измеритель же отбирал наиболее заманчивые предложения и на следующий день отправлялся по адресам.
«По-хорошему, телефоном бы разжиться… но попробуй найди дурака, который потянет шнур в подвал!..»
