Дни бывшего императора проходили в четырех стенах. Целыми днями он просто ходил из угла в угол своей вечно затемненной и сырой камеры. При дворе об Иоанне старались забыть. Так проходили десятилетия. До тех самых пор, пока персоной юного узника не заинтересовался знаменитый международный авантюрист, смельчак и красавец, человек, который всегда добивался поставленных целей. Осенним днем 1767 года в Северную Пальмиру, она же Северная Венеция, прибыл барон Карл-Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен.
На бедре у барона висела старинная фамильная шпага с роскошно украшенным золоченым эфесом. Почему-то именно эту деталь чаще всего упоминали его современники. В город барон въехал по Рижскому тракту, и дальше события стали развиваться стремительно…
…На столе зазвонил городской телефон. Осипов машинально посмотрел на часы: тридцать пять минут первого.
– Нет… Нет, товарищ майор не возвращался. Да вы не переживайте так. Наверное, скоро придет. Просто у нас в отделе сейчас действительно завал. Очень много работы.
Капитан положил трубку. Стогов спал, отвернувшись к стене. За окном все еще шел дождь. Осипов открыл себе еще одно пиво, закинул ноги на стол и стал читать дальше.
14
Наутро по распоряжению майора был назначен следственный эксперимент. Чтобы передать дело в прокуратуру и умыть руки, требуется немного: во-первых, подозреваемый должен сам во всем сознаться; а во-вторых, нужно записать его рассказ на видеокамеру для последующего использования в суде. С первой фазой (считал майор) они худо-бедно разобрались, пора переходить ко второй.
Стогов проснулся рано. Удивился, что голова болит меньше, чем обычно. Сходил сполоснуть лицо в служебный туалет. Заезжать домой переодеться смысла не было. Он просто вышел из двери своего отдела на улицу и долго курил, глядя на льющуюся с небес воду.
(Знаешь, алкоголь…
Когда-то ты обещал сделать меня лучше, умнее, красивее и интереснее людям. Но недавно я посмотрел в зеркало…
Знаешь, алкоголь… В общем, у меня к тебе пара неприятных вопросов.)
Вместе с Осиповым они выпили по омерзительному эспрессо в кафе напротив отдела и на общественном транспорте двинули в сторону лилипутского театра. Майор и парни из следственной бригады уже ждали их перед входом. Закованный в наручники режиссер сидел в служебном автобусе.
– Черт вас возьми! Наконец-то! Сколько можно ждать? Пошли!
Все пожали друг другу руки, толкаясь плечами перед чересчур узкой дверью, протиснулись внутрь, загрохотали каблуками по коридору. Майор двумя пальцами оторвал с двери гримерки бумажку с печатью «Не срывать!». Стогов достал из кармана сигареты. Внутри размокшей пачки их оставалось всего несколько штук.
– Где оператор?
– Здесь.
– Готов? Встань вот сюда. Нет, не так. Включай свою балалайку. Меня видно? А его? Давай!
Всем вместе стоять в крошечной гримерке оказалось тесно. Маленького поникшего режиссера поставили так, чтобы оператору было удобно снимать. Майор набрал в легкие побольше воздуха, оттарабанил положенное вступление (дата-время-место-я-такой-то-действующий-в-рамках-дела-номер-такой-то-возбужденного-такого-то-числа-по-такой-то-статье…) и задал первый вопрос:
– Расскажите, как все происходило.
Режиссер молчал. Стоял, смотрел в пол и никак не реагировал.
– Что вы молчите?
– Мне нечего сказать.
– Расскажите, где именно вы стояли, когда убивали… э-э-э… как там его звали?
– Мне нечего сказать.
