чтобы продлить свой календарь.
Живу, как будто бы всегда
так жил – не замечая скверны,
но то, что горе – не беда —
не выучу уже, наверно,
поскольку – слёзы – не вода.
Пишу в тетрадь стихи, стихи,
как заповедь и, как молитву —
отчитываюсь за грехи,
в заборе отомкнув калитку,
чтобы вошли все, кто могли.
Сплю, вжавшись в деревянный пол —
в отсутствии, увы, кровати,
пью крепкий кофе перед сном,
чтобы не страшно было спать мне,
уткнувшись в деревянный пол.
Курю, обрывками газет
закрученные, сигареты,
поскольку – денег вовсе нет,
но нужен никотин при этом,
чтоб не сойти совсем на «нет».
Смотрю в огромное окно
на домики из прошлой жизни —
лет сто уже идёт кино,
а то и больше. Только мысли
об этом – дольше всё равно.
Прислушиваюсь к тишине —
она вокруг, она повсюду,
как дерево в моём окне —
сухое, старое, как чудо —
оно – всегда, оно – везде.
Разглядываю облака,
что медленно, но мимо, мимо,
как будто тихая река —
лениво, как бы… и пугливо,
оглядывая берега.
Считаю птиц на проводах —
не воробьи и не синицы —
не те, что прячутся в кустах,
но ночью – точно – будут сниться,
поскольку тоже в небесах —
не где-нибудь, а на земле —
поближе к дому и знакомым,
к кормушке ближе и к воде,
к, оставшимся в ней, насекомым,
как никогда, или – нигде.
Сосед бормочет ерунду
по поводу – а не пойти бы…
А я в ответ – ду-ду, ду-ду…
Рассветы серы и игривы
с происходящим. Жду беду.
…и кажется – от фонаря —
спасает форточка и штора,
иль буква – та – из словаря,
не справившись – уже – с которой,
терзаешь утром звонаря —
за неумеренность и прыть,
что, кажется, была не кстати…
но чтобы что-то изменить
опять не достаёт кровати,
чтобы уснуть, заспать, забыть…
Проснуться, вспомнить что вчера
ещё страдал недосыпаньем —
по поводу любви – игра
с последующим вычитаньем —
сегодня, завтра – во вчера.
Смотрю, как в извиненьях ночь
готова с фонарём расстаться —
в пять тридцать… Чья-то плачет дочь…
В пять сорок пять иду на станцию,
чтоб выпить первый жгучий Scotch.
октябрь 25—26. 2016
