* * *
Нас проводили в вигвам в нескольких сотнях шагов от фиддлеровского, своего рода гостевой дом – и просто усадьба по сравнению с нашим жилищем в последние две недели, достаточно большая, чтобы мы втроем поместились под одной крышей и при этом не терлись друг об друга. Постели были сделаны из свежего лапника, и я клянусь, что никакой перьевой матрас не казался бы таким мягким и удобным после двойного перехода по лесным дебрям; у меня все болело, и я устал больше, чем устал бы самый неприспособленный из новичков. Я с довольным стоном рухнул на свою постель.
Доктор не лег, а сидел у открытого входа, обхватив колени и глядя через лагерь на свет, пробивающийся из жилища нашего хозяина.
– Думаете, он лжет? – спросил Хок, пытаясь вырвать Уортропа из задумчивости.
– Я думаю, он не говорит все, что знает.
– Я мог бы его арестовать.
– За что?
– По подозрению в убийстве, доктор.
– Какие у вас улики?
– Вы их носите в своем рюкзаке.
– Он отрицает, что имеет к этому какое-то отношение, и ни на теле, ни на месте происшествия нет ничего такого, что уличало бы его.
– Кто-то убил беднягу. В дне пути от деревни и так, как не мог бы убить ни один белый человек.
– В самом деле, сержант? Если вы так думаете, значит, вы не проводите достаточно времени среди белых людей. Я выяснил, что есть совсем мало того, на что они не были бы способны.
– Вы не понимаете, доктор Уортроп. Эти люди дикари. Человек убивает своих людей – и хвастается этим! Убивает их, чтобы спасти! Скажите, какой человек на такое способен?
– Ну, сержант, первое, что приходит на ум, это библейский бог. Но я не стану с вами об этом спорить. Как вы поступите с Джеком Фиддлером – это ваше дело. А мое – выяснить, что произошло с моим другом.
– Он мертв.
– Я никогда в этом особо не сомневался, – сказал Уортроп. – Однако наше интервью с окимаканом показало, что возможно… – Он покачал головой, как бы отгоняя свою мысль.
– Что? Что Джек знает, где он?
– Поправьте меня, если я неправ, но не бывает ли так, что огимаа изолирует жертву нападения вендиго в надежде «исцелить» ее? Ведь исполняются какие-то заклинания, молитвы, обряды, пока не уходит последняя надежда и жертву не умерщвляют?
Хок фыркнул.
– Кажется, вы хватаетесь за соломинку, доктор. Он ведь сам сказал: ему безразлично, что случается с нами. Мы не ийинивок. – Он произнес это слово с издевкой.
– Ему не было бы безразлично, если бы один из нас поставил под угрозу его племя.
– Правильно! Тогда он сдирает с нас кожу, отъедает кусок сердца и насаживает нас на кол невесть где. И у племени больше нет никаких неприятностей. Ларуз предоставил нам все доказательства, что Чанлер мертв.
Он лег рядом со мной.
– Погаси свою атка’к, Уилл, – поддразнил он меня. – Она светит мне прямо в глаза.
Он посмотрел на доктора, который не двигался со своего поста.
– Я ухожу из этого богом забытого места с первым светом, доктор, с вами или без вас.
Уортроп устало улыбнулся.
– Тогда вам надо отдохнуть, сержант.
– Вам тоже, сэр, – встрял я. Он выглядел вдвое более усталым, чем чувствовал себя я.
Монстролог кивнул на оранжевый огонек, мерцающий в вигваме огимаа.
– Я отдохну, когда он будет отдыхать, – мягко сказал он.
