– Досточтимый Замдзин Боло приглашает господина красного командира пройти в дацан для дружеской беседы, – перевел молодой монах. Дягур пожал плечами и сделал знак Самуилу следовать за ним. Храмовое убранство поразило его. Ему не раз доводилось видеть бурятские храмы с их вогнутыми крышами, скульптурами священных животных и многочисленными барабанами хурдэ, в которых верующие оставляли молитвы, но побывать внутри, в самом святилище, так и не пришлось.
Боговдохновенная статуя Тары, казалось, испускала неземной свет. Ее лицо было погружено в отрешенное созерцание. Юная богиня восседала на лотосовом троне, ее правая нога была чуть приспущена, а покоившаяся на колене рука удерживала стебель цветущей утпалы. Другой стебель с еще не раскрывшимся бутоном был зажат пальцами левой руки богини. Пятилепестковая диадема венчала голову Тары, а убранные узлом волосы обвивались рядами жемчужных нитей с цветами и гирляндами. Законченной формы груди были открыты, стройные бедра богини облегало невесомое дхоти11. Непривычная для европейского уха музыка, звучавшая в храме, сопровождалась позвякиванием молитвенных колокольчиков хонхо и горловыми песнопениями лам.
– Ом Таре Туттаре Туре Соха, – методично тянули монахи воспевающую богиню мантру. Высокие голоса сменяли низкие; глубокие протяжные звуки, изливавшиеся из длинных труб, сопровождались мелкой дробью барабанов, смешанной с мелодией цимбал и надрывным воем морских раковин. Фимиам курившихся благовоний одурманивал, заставляя забыть о мирском и предаться созерцанию…
– Верует ли красный командир в Бога? – задав такой необычный для буддиста вопрос, настоятель вывел из сокровенного забытья Дягура. Начдив смутился. Он еще не пришел в себя от увиденного и, пребывая в легком трансе, пробурчал сквозь зубы нечто невразумительное. Толмач только развел руками. Старик повторил вопрос, и Дягуру ничего не оставалось, как признать себя атеистом. Эта ложь далась ему с трудом, слова застревали в горле, будто кто-то клещами вытаскивал их. Не будь рядом писаря, он, быть может, ответил иначе, но в присутствии Самуила не осмелился сказать ламе правду. Повторив прославляющую Тару мантру, Замдзин Боло изрек:
– Все, что находится в храме, принадлежит Богу. Забирая у Бога, ты навлекаешь на себя неисчислимые несчастья и горести. И неважно, веруешь ли ты или нет. Колесо сансары овладеет тобой, и не разорвать тебе цепи перерождений! Хитроумный лама категорически не хотел отдавать сокровищ и решил перейти на язык, понятный незваному пришельцу. А то, что его слова, мягко говоря, не совсем отвечают воззрениям буддизма, в данный момент не заботило настоятеля.
Когда до Дягура дошел смысл мрачного пророчества Замдзина Боло, он поднял голову и произнес глухим надтреснутым голосом:
– Как обычный человек, я понимаю, что сказал мне досточтимый. Но как красный командир, связанный присягой и долгом перед народом, должен выполнить приказ моего правительства.
Монах еще не закончил переводить, как Замдзин Боло властным жестом остановил его.
– Храбрый воин Будды, благородный Унгерн отвоевал у нечестивых китайцев награбленные в наших храмах сокровища и отдал их под покровительство милосердной Тары. Ты же, бряцая оружием, хочешь вновь покуситься на наши реликвии и святыни, – слово в слово перевел ответ ламы послушник.
Дягур колебался. «Ежели старик не отдаст золото по-хорошему, беспорядков не избежать. В дивизии полно бурят, и бог знает, как они поведут, когда придется применить силу. А коли бунт приключится? Да еще на глазах бдительных товарищей из московского ЧК, будь они неладны! Свалились на мою голову, контролеры хреновы!» – сетовал на судьбу начдив.
