Видно, в детдоме не очень добросовестные люди работали, потому что Ириска ничего не умела, маме пришлось обучать её буквально всему, вплоть до того, как правильно пользоваться веником. Но постепенно невестка стала довольно сносной хозяйкой и взяла на себя все домашние дела. Только в последний месяц беременности ей помогали мама и Оля.
Ириска после детдома и оконченной школы так и не получила никакой специальности, на работу она не стала устраиваться, да никто и не требовал, всех устраивало её положение домашней хозяйки. Медведь перебивался случайными заработками, мама работала в школе завхозом и получала не так уж и много. Основной доход семьи составляла папина зарплата – он трудился на мебельной фабрике и считался одним из лучших специалистов. Но фабрика, как и многие другие предприятия города, закрылась, а другой работы он долго найти не мог. Да тут еще и Ириска родила, причем двух здоровеньких пацанят, Ольга назвала их Олежкой и Игорьком – с полного согласия молодой мамы. Все оставшиеся в семье деньги пошли на двойняшек.
Можно сказать, «Собеседник», предоставив Ольге возможность летнего заработка, спас Портичей от голода. В одиннадцатом – выпускном! – классе она продолжала работать в газете, под вечер валилась с ног от усталости, но себе, кроме трех летних обновок, так ничего и не купила. Родители и брат воспринимали это как должное, только Ириска не уставала благодарить и от обедов всегда оставляла ей порцию.
* * *
Первого сентября, в отличие от остальных одиннадцатиклассниц, ей пришлось вырядиться в джинсы с кроссовками: это были её единственные приличные вещи. Зато в школьной сумке у неё лежали подарки для Марии Михайловны: чудесный стеклянный лебедь и номер «Собеседника» с её статьей «Любимая учительница» – летом Оля все-таки собралась с духом и рассказала миру об удивительном человеке по имени Мария Михайловна.
Школьный двор пестрел белыми фартуками и блузками, праздничными костюмами, букетами цветов, шарами, флажками, гирляндами… Гремела музыка. Оля глазами выискивала среди этого великолепия Марию Михайловну – и не находила. Она выбралась из толпы одноклассников и добросовестно прочесала школьный двор вдоль и поперек, но любимой учительницы нигде не было. Тогда она обратилась к классной руководительнице:
– Людмила Геннадьевна, не подскажете, где может находиться Мария Михайловна? Что-то я её найти не могу.
– Разве ты не знаешь? – удивленно вскинула брови классная. – Ты же… статью про неё писала!
– А при чём здесь моя статья?
– Так она вышла через три дня после того, как мы Марию Михайловну похоронили. Я полагала, это было что-то вроде некролога…
– Т-т-то есть, к-к-как п-похоронили? З-зачем?
– Оля, приди в себя! Зачем мёртвых хоронят?
Она пришла в себя в школьном медпункте. Около неё стояли какие-то люди, она не стала разбираться, кто это.
– Что с Марией Михайловной? – единственный вопрос, который ее мучил.
– Так умерла наша Мария Михайловна, летом ещё.
– Почему?!
– Старенькая она была, болела сильно. Сердце остановилось.
– Где её похоронили?
– На втором кладбище, под самой большой берёзой.
– Где это второе кладбище?
– На третьем маршруте в сторону китайского рынка до конечной, там ещё пару километров по прямой и за железной дорогой направо.
Денег на автобус у нее не было, пришлось идти пешком. Она нашла кладбище и могилу с простым деревянным крестом, на котором не было даже фотографии, только надпись: «Лукошина Мария Михайловна, 1935—2007». Цветы на могиле успели засохнуть, венки – почернеть.
