Следом за новостройкой из поля видимости исчез универмаг, а потом пропала знаменитая архитектурная доминанта города – здание «Лахта Центра», в народе ласково прозванная «кукурузиной». Затем здания стали исчезать одно за другим, да так быстро, что невозможно стало уследить за всеми происходящими изменениями в городском пейзаже. На месте новостроек сначала возникали голые пустыри и уродливые развалины, а затем внезапно, как из руин, каменная или кирпичная кладка молодела, поднимались новые здания. Типовая застройка, торговые центры, блочные пятиэтажки, маленькие коттеджи, построенные еще пленными немцами сразу после войны. Деревянные, барачного типа строения, мирно доживающие отпущенный им век.
Когда календарь закончил свой бег, на нем прочно замерла дата 21 июня 1986 года. А часы на стене снова показывали ровно полночь.
Утром в квартире Казюлиных было многолюдно. В трехкомнатной коммунальной квартире из своих комнат выползали жильцы. Возле туалета топталось несколько человек. Был среди них и мальчик в пестрых штанишках, в тех самых, в которых когда-то щеголял его брат – Петрушка. Теперь штанишки перешли к младшему братишке, к Васятке. А Петрушка теперь был совсем большой мальчик, будущий студент. Он носил длинные брюки и белую рубашку. Было видно, что он уже полностью одет для выхода, даже успел повязать галстук. В руках он держал папку с распечатанными документами.
– Ну, Ида Францевна, – недовольным тоном гудел он в закрытую дверь. – Сколько можно? Войдите в положение, я же в институт опаздываю.
– Раньше нужно было вставать, мой мальчик. А теперь терпите! И вообще, невежливо подгонять даму, запомните на будущее, вам это еще пригодится.
Парень ругнулся. Глядя на старшего брата, ругнулся и Васятка. Но тут же ойкнул, получив подзатыльник от брата.
– Тебя еще тут не хватало.
– Я же за тебя заступаюсь, – обиженно прогудел Васятка, почесывая затылок. – Чего ты, Петрушка, такой злой сегодня?
– Тебя, сопля, спросить забыл!
Васятка надулся, а Петрушка нахмурился. Впрочем, никто его теперь Петрушкой не называл, кроме разве что родителей и бабушки Лиды.
Она тоже вышла из своей комнаты и высказала соседке свое «фи».
– В самом деле, дорогая, это не идет не в какие ворота. Мы с вами неработающие пенсионерки, могли бы спокойно заняться своим утренним туалетом, проводив наших трудящихся на работу и по делам.
Ида Францевна наконец вышла из ванной комнаты. Голова ее была украшена мелкими кудряшками, которые она с вечера крутила на бигуди, используя в качестве скрепляющего состава пиво. Утверждала, что самый лучший состав для парикмахерских целей у «Жигулевского».
– Я все понимаю, но у меня сегодня тоже есть дела.
– Какие еще у вас дела? – ревниво спросила бабушка, не без любопытства поглядывая на кудель на голове соседки.
– Свидание!
И счастливая произведенным фурором, Ида Францевна упорхнула к себе в комнату. А потрясенная новостью бабушка осталась стоять в коридоре. Она никак не могла понять, как это умудрилась прошляпить такое важное дело. Каким образом у их соседки мог завестись поклонник, о котором бабушка Лида была бы не в курсе?
– Старею, – заключила она с грустью.
– Что ты, бабушка, – горячо заверил ее Васятка. – Ты у меня самая молодая и красивая из всех бабушек!
Это простодушное замечание мальчика вызвало улыбку на лице его бабушки. И старушка побежала вслед за своей подругой, чтобы выяснить, что за свидание такое нарисовалось в жизни Иды Францевны и можно ли рассчитывать на что-то серьезное. К ее любопытству примешивался меркантильный интерес. Если Ида Францевна выйдет замуж, то можно рассчитывать, что она переедет жить к мужу и тогда ее комната освободится. Или, по крайней мере, очередь в туалетную комнату по утрам сократится на одного человека. Но если у будущего супруга и у самого с жильем дела обстоят не ахти, то он может сам переехать жить к Иде Францевне. И тогда их коммуналка пополнится еще на одного человека, а это будет не только нехорошо, но даже совсем плохо.
