Наоборот, он всегда был со всеми приветлив, учтив. Делал кормушки для птиц, подбирал мусор, который на лестничной площадке перед лифтом бросали другие, и еще много чего совершал, на его взгляд, хорошего. Например, починил двери в общем подъезде, и денег за это не потребовал.
И он ответил бабусе: «Это глупость – то, что вы сейчас сказали. Сразу видно, что не умеете различать людей. Я, напротив, человек очень положительный.
Вот если хотите, починю вам мебель».
А бабуся только фыркнула и попросила Ш. уйти и не возвращаться.
Напоследок она сказала, что еще не сошла с ума, чтобы связываться с дьявольщиной.
Ш. снова впал в тоску. И решил поехать к сыну в другой город.
Он приехал к нему, подошел к двери, а за ней – тихо. И никто не открывает. Неужели даже в воскресенье его сын на работе? Впрочем, почему же нет? Всякое может быть, ведь его сын работает на строительстве. Два года назад они разговаривали по телефону. Что-то у сына не ладилось, но что именно он обещал рассказать при встрече.
Ш. постучал к соседям, и они выглянули и сказали: «Там, куда вы стучитесь, живут другие люди. Но их сейчас нет – уехали на дачу. А прежний хозяин сейчас на базаре. Он всегда там, и день, и ночь. Идите и увидите его». Ш. подумал, что его сын сделался торговцем, но когда пришел на базар, сколько ни ходил вдоль рядов, никого из знакомых не увидел.
Ему снова сказали с улыбкой: «Да он здесь, здесь. Он всегда тут, куда ему еще деться?» И показали Ш. на пьяного, опустившегося человека, лежащего прямо на земле.
Это и был его сын. Грязный, нечесаный, в ужасной одежде бородатый мужчина.
Ш. схватился за голову, наклонился и стал спрашивать: «Как же так, сынок? Что же это? Почему, отчего?»
Его слова были услышаны: пьяный приподнялся с земли и так сильно ударил Ш. кулаком по лицу, что разбил ему нос.
Ш. побежал с базара прочь, так как не переносил физического насилия. И долго еще бродил по городу, бормоча что-то бессвязное.
От растерянности и огорчения у него перекосило лицо, рот стал кривым. Одна щека приподнялась, другая опустилась. И в таком виде он поехал назад, домой.
Ш. ехал в плацкартном вагоне и от тоски и уныния не мог ни есть, ни пить, ни спать.
«Почему все так плохо? – думал он. – Жизнь совсем не ладится. Сын спился и лежит прямо на земле, и еще и дерется. И дома у меня тоже ничего хорошего – одна тоска да тоска».
Пока Ш. ехал, он, наверное, сто раз пожал плечами. О каких грехах говорила бабуся? Она явно не разбирается в людях. За всю жизнь Ш. никого не обидел даже словом, не то что поступком. Делал плавающие домики для городских уток, самостоятельно смастерил вращающийся барабан для детской площадки. А жизнь отвечает ему постоянными неудачами. Ужасная несправедливость.
Рядом с Ш. ехали какие-то крепкие сельские парни. Они разговаривали только между собой, а с попутчиком говорить не желали. Только презрительно на него косились. А когда стали обедать – закусывать и выпивать, один из них вдруг сказал Ш.: «Вот что, земляк, давай-ка отвернись или уйди куда-нибудь, а то твоя кривая рожа портит нам аппетит».
Ш. очень огорчился, обиделся и пошел в тамбур.
В тамбуре он с отчаяньем закричал: «Ну что за тоска! Почему так все ужасно плохо!»
Ему хотелось завыть. И он завыл бы, если бы не боялся привлечь к себе внимание.
