– Нет, мы… – Джаррет посмотрел на жену, – нет, мы не спрашивали.
– А надо было…
Резкий порыв ветра распахнул деревянное окно. Раздался оглушительный звон, и стекло разлетелось вдребезги. Тихая, уже знакомая мелодия потянулась по дому, только теперь её кто-то играл её на фортепиано. Свет заморгал.
– Нет… Нет… Нет… – испуганно забормотала женщина. – Она рядом! Она рядом со мной! – Ванэсса зарыдала и сделала шаг назад, к выходу из зала.
– Джаррет, – громко произнёс Грэг, схватив девушку за руку.
Несколько последних недель мгновенно протянулись перед его глазами. Каждый день из этого отрывка жизни Ванэссы он видел одинаково. Девушка ни единой минуты не была одна. Она вставала, во сколько ей позволяла сущность – прикроватные часы обычно останавливали свой ход на шести утра. Шла в душ. Несколько раз поднималась и спускалась по лестнице, заходила в комнату с музыкальным инструментом и подолгу сидела, смотря на него, а рядом с ней, положив голову на живот, неизменно находилась бледная женщина с багровыми синяками.
– Джаррет! – громче повторил Грэгори. – Не отпускай жену, слышишь меня? – Мужчина несколько раз кивнул и крепко обнял без конца вырывающуюся Ванэссу. – Эта тварь не причинит ей вреда, – бросил он и вылетел из зала. – Пока… не причинит.
Грэгори распахнул дверь соседней комнаты и, подойдя к играющему фортепиано, положил на клавиши руки.
Да, он не ошибся, это был инструмент существа, мучавшего семью. Личная вещь красивой черноволосой женщины, которая сидя за фортепиано, играла уже приевшуюся мелодию и тихо напевала незнакомую Грэгори песню:
Рекой польётся лунный свет,
Он сбережёт тебя от бед.
Тот кто в тени нас стережёт ,
Увидев блик луны – уйдёт .
В ночи порой таится тень,
Но ты дружок, в неё не верь…
Громкий звук дверного колокола, оборвал женщину на полуслове и она, случайно нажав на несколько клавиш, с трудом поднялась с высокого стульчика. Только сейчас Грэгори увидел – женщина была беременна и, судя по всему, ходить так ей оставалось не долго.
Держа руки на животе, женщина не спеша подошла к входной двери и, улыбнувшись, отворила её.
– Дорогой, как хорошо… – улыбка сползла с лица женщины, – что ты пришёл раньше, – тихо добавила она, не смея даже взглянуть на мужчину еле стоящего на ногах.
Он был намного старше неё. Его лицо давно покрывали морщины, а седые пряди, зачёсанные назад, с трудом прикрывали залысину. Видимо, этот был тот случай, когда родители, с наигранным сожалением, выгодно выдавали замуж одну из дочерей и отправляли её в огромный безликий дом, убеждая, что именно в нём она станет счастливой. Так, во всяком случае, подумал Грэгори, смотря на эту семейную пару со стороны.
– Какая же ты медленная, Камелия, – мужчина, размахнувшись, ударил её по лицу и буквально ввалился в дом. – Сколько можно тебя учить? – он упал на пуфик, стоящий около двери, и плюнул себе под ноги. – Мне долго ждать? Или ты всё же соизволишь меня разуть.
Камелия с трудом встала на колени и уже коснулась ботинка мужа, когда тот схватил её за волосы и ударил лицом о пол. Женщина закричала от боли и медленно отползла в сторону, прижимая правую ладонь к разбитому носу.
Когда-то давно, Грэгори стало бы жаль Камелию, но только не теперь. Несомненно, никто не имел права так поступать с ней, но долгие годы практики в общении с сущностями, научили его одной простой истине. Что бы он не видел, что бы не чувствовал – никто не имел права на сострадание, когда после смерти совершал поступки в стократ страшнее боли, причинённой ему.
