— Минцзэ… — услышал он обеспокоенное вдали.
Огонек между пальцев застыл, задрожал.
Голод. Очередной приступ мучительного голода, отдающий где-то под сердцем оттенком тоскливой злобы… на себя.
Человеческие души имеют вкус. Чувства и эмоции — запах. Будучи потомком проклятого рода, Минцзэ был лишён способности… чувствовать. Подобно дикому животному он живет под руководством древних инстинктов, не в силах подавлять их и сопротивляться. Не проходящий голод — ощущение, ставшее за четыреста лет пыткой. Слабые душонки раз в месяц — так, легкая закуска, после которой становится лишь хуже.
И здесь появилась она… Юэ. До одури вкусная человеческая душа, деликатес среди прочих, от которой Минцзэ отказывается по собственной воле. Он — оболочка без души, светоч извращенных идей — отказывается от той, которую желает до помешательства его и так отравленного мозга!
Неповторимый изысканный вкус… кисло-сладкий, чуть-чуть вяжущий. Черника. С верхними цветочными нотами и приятным послевкусием. Никогда прежде он не пробовал подобную душу, но хорошо знал её запах… Такой аромат у душ влюбленных до беспамятства девушек, но при этом вкус их душ… другой.
В первую встречу Юэ не отличалась, была такой же напуганной девчушкой, очередной жертвой, приношением. Минцзэ шел к ней, зная, что последует за встречей лицом к лицу: жрицу охватит страх, вкус души испортится, начнет привычно горчить, но… при виде дракона, душа Юэ раскрылась сладким нежным ароматом, тем самым ароматом влюбленной девушки, еще едва уловимым, слабым, словно пока не любовь, но симпатия… Короткая симпатия, на мгновение, словно искра, разжигающаяся сильнее с каждой новой встречей. При этом не было другого мужчины. Душа жрицы цвела для него…
* * *
Спина… Крепкая мужская спина была изуродована глубокими ссадинами, словно Минцзэ беспощадно пороли розгами. Оставаясь в центре покоев, я виновато, до скрипа, сжала стеклянную баночку с целебной мазью, не в силах заставить себя подойти к дракону, даже окликнуть его: я раскрыла рот, собираясь произнести имя, но оно таки осталось на устах.
Демон не оборачивался, продолжал лежать в кровати, щелкая пальцами, отрешенно наблюдая за вспыхивающим огоньком пламени. Свет озарял лицо и снова потухал.
Безразличие Минцзэ отдалось холодной дрожью вдоль спины, тянущей болью в солнечном сплетении. Черт возьми, я… так не привыкла.
—Даже не поприветствуешь? — спросила в его своеобразной манере, с легкой насмешкой в голосе, пока сердце разрывалось при виде глубоких ран, которые дракон получил… из-за меня.
Огонек вспыхнул последний раз.
Минцзэ приподнялся на локтях и бросил в мою сторону равнодушный взгляд. Прищурился.
— Что у тебя в руках?
— А? А, это… — опомнившись, я покрутила баночку, думая над тем, что её чудодейственные свойства навряд ли помогут в излечении ран, полученных при… разрушении магический печати. Но всё же. — Мазь. Заживляющая.
Сперва помещение оглушила тишина, за тем последовал безумный смех. Я нервно сглотнула, наблюдая, как Минцзэ поднимается, как играют мышцы его обнаженной спины, как медленно подходит ко мне, и как меняются эмоции в аметистовых глазах.
Демон подошел вплотную, выхватил мазь, открыл, понюхал содержимое, зло усмехнулся, не отрывая от меня взгляда, а после откинул баночку в сторону, та исчезла в темноте, а через несколько секунд разбилась, рассыпавшись где-то во мгле мелкими осколками.
