* * *
Я помню и гнев и нежность,
но вдаль ухожу так скоро,
боясь, что твоя безгрешность
воздвигнет меж нами горы.
Кипит мой напиток юный,
который допить стараюсь,
но рвут все усилья думы -
я медленно удаляюсь.
Часы мне заводит полночь,
оставив стакан без чая,
а тех, кто пришел на помощь,
давно я не замечаю.
И помню лишь сон и слезы,
да сколько осталось лета
чтоб вырвать души занозы,
и снова очнуться где-то…
Ворваться как свежий ветер
в костёл чужих грез и судеб,
и в новом, веселом цвете
поведать о жизни людям.
* * *
Канул мой вечер в полночную краску,
грустью отмечен, грустью обласкан.
Он засыпал, и во сне улыбался -
ночи бокал медом снов разливался.
Может и мне этой ночью приснится
звезд ледяных золотая десница,
и я проснусь необычно счастливый,
пива куплю колдовского разлива….
Стану на лавке его попивая,
слушать, как цокают лапы трамвая,
ну, а когда с неба спустятся тени
пьяным усну, уже без сновидений…
* * *
Что ж ты боишься смотреть в глаза? -
я ведь еще люблю…
Я люблю ветер и волн голоса,
и слов пустых не лью.
Я родился когда тьма и свет
были как мы близки,
этих чудес уж на свете нет -
умерли от тоски.
Небо цвело тогда как земля,
ночь была дня светлей,
там, где гулял и влюблялся я
нынче бумага и клей.
Так позабудем пустой рассказ,
пусть и весна в цвету.
В этом потухшем костре из глаз
радость не обрету.
Днем-пустоцветом закончит век,
преподнеся упрек,-
в холоде умер еще человек,
словно последний бог…
* * *
Вчера шел дождь, и падали с деревьев
желтые листья. Наверное, это осень…
Листья и ветер, и больше ни звука,
замерла ночь в покрывале душистом,
Только неброская эта разлука
каплей застыла на дне серебристом.
Экая скука…
Несколько жизней-часов торопливых
смотрят на небо, на осень-невзгоду,
умерший лист на окне сиротливо
тихо молчит, понимая природу,
Что ж так тоскливо?..
Тянутся души к глубоким оврагам,
но только робко, и так бесполезно,
И убегает соленая влага
по лабиринтам еще неизвестным,
Мокнет бумага…
Тени последний свой танец сплясали,
Их так нетрудно поймать, но не в силах…
Листья на землю деревья бросали,
Пламень погас в потускневших светилах,-
Все так устали…
* * *
Сюда нехоженой тропою
неслышно ветер подкрадется,
перед невидимой толпою
сосуд трезвучий разобьется.
Здесь тишина умрет нескоро,
неслышно губ чужих моленье,
лишь тихий шелест разговора,
под покрывалом вдохновенья.
Деревья в вечном карауле
склонили кроны величаво,
здесь птицы вешние уснули,
и на столетья время стало.
Смешались краски времен года:
сквозь зиму проступает лето,
стоит в молчании природа
над усыпальницей поэта.
* * *
На болотах нехоженых топи
светляками мерцают мутно -
мне достались лишь снега хлопья,
да цветы, что увяли утром.
Бесконечных дождей разговоры,
волчьих ягод несладка утеха -
мне достались пустые норы,
да чужое ненужное эхо.
Заунывною песней кружит
ветер стаю умерших листьев -
мне достались лохмотья кружев,
да деревьев поблекшие кисти.
Силуэты кустов пугливых
словно серые в небе цапли,
и дрожат на щеках дождливых
непросохших слезинок капли.
* * *
Меня съели без остатка
белокаменные ведьмы,
это их стихи и бредни
показались песней сладкой,
оказались грязной сплетней.
Меня съели без остатка
медных воронов оравы,
обещая падаль славы,
и победу в доброй схватке,
где кругом, казалось, правы…
Меня съела без остатка
голова Медузы в храме,
превратилась в черный камень
моя синяя тетрадка.
И теперь молчу я – аминь.
* * *
Ты прощай, безумный капитан!
Уплывай в жемчужную страну
где грустит коралловый туман,
