Он знает, что ему недостает изящества и отваги, присущих настоящему любовнику; однако он пишет: «Я похож на тех юных девиц, которые на вид угловаты, глупы, боязливы, кротки, но под внешним покровом таится пламя, и оно способно испепелить очаг, дом, все вокруг». Он сравнивает себя с Жан-Жаком Руссо в «Исповеди». Ведь и он, Бальзак, принадлежит к тому типу любовников, о котором мечтает женщина, похожая на госпожу де Варанс[51], готовая соединить в себе любовницу и мать. Недаром госпожу де Берни зовут Лора – так же, как зовут и мать, и любимую сестру Оноре. Но сестра занимает теперь место лишь в его воспоминаниях и в его душе. Вокруг новой Лоры водят «хоровод амуры, всегдашние спутники страстных надежд».
Между тем бедная Лоранс одиноко жила в Сен-Манде со своим запутавшимся в долгах Трудабуром; она была беременна и все лучше узнавала дорогу в ломбард, «где исчезли – и навсегда – ее бриллианты и чудесная кашемировая шаль». Монзэгль попросил тестя стать его поручителем – он пытался взять в долг пять тысяч франков. Бернар-Франсуа, полагая, что следует «пресечь мотовство» Монзэгля, «этой новой бочки Данаид», отказал наотрез. Лоранс мучительно страдала от подобных ссор, у нее чуть было не произошел выкидыш. Госпожа Бальзак чувствовала себя «как в аду», видя, что за дочерью нет никакого ухода: «Юная восемнадцатилетняя женщина и двадцатичетырехлетний акушер, которого никто не знает; достаточно взглянуть на него, и вы побоитесь доверить ему даже кошку». Наконец тревога миновала, и в апреле 1822 года госпожа Бальзак отбыла в Байе.
Оноре остался в Вильпаризи в обществе отца и бабули. Если бы не строгий надзор, он бы охотно проводил весь день в «доме на околице». Там его принимали довольно любезно. Но дружбы ему уже недостаточно, он хочет большего.
«Когда я вас увидел впервые, чувства мои пришли в волнение… Ваш возраст для меня не существует, а если я и вспоминаю, что вам сорок пять лет, то вижу в этом лишнее доказательство силы моей страсти… Так что ваши годы, быть может, и делали бы вас смешной в моих глазах, если б я не любил вас, теперь же это, напротив, только сильнее привязывает меня к вам, чувство мое становится только острее, и то, что это кажется странным и противоречит общепринятым взглядам, еще усиливает мою любовь… Один я могу по достоинству оценить ваше очарование».
Если госпожа де Берни отвергает его клятву верности, если она предлагает ему лишь дружбу, то он перестанет с ней видеться. Чего она страшится? «Ходячей морали, обычаев, презрения окружающих?» Он знает, что она придерживается «философических принципов», то есть морали XVIII века. Если она искренне разделяет эти идеи, то ведь из них «следует, что мы умираем бесповоротно, что нет ни порока, ни добродетели, ни ада, ни рая и нам надлежит руководиться лишь следующей аксиомой: старайся испытать в жизни как можно больше радостей». Если они станут любовниками, это не только не обесчестит ее, а, наоборот, послужит к их общей чести.
День за днем он посылает ей страстные послания, часто они по-настоящему прекрасны. Бальзак всякий раз пишет черновик, а то и два и, переписав письмо набело, сохраняет эти черновики. Он даже отваживается делиться с нею своими философскими раздумьями. Оноре знает, что она умна, и надеется заинтересовать ее, описывая ту цепь сознания, которая, по теории Лейбница[52], протянулась от монады к человеку. «Он говорит, что деревья уже по одному тому, что они рождаются и растут, наделены сознанием, правда крайне смутным». Лора де Берни все это выслушивает, улыбается, а затем приказывает молодому философу не говорить ей больше о любви. В противном случае она перестанет с ним видеться.
