Проникновение. Сборник стихов - страница 4



Взгляд Пустоглазия.
Пустота. Пустота. Пустота.
Ощущение
бессмысленности тела.
Белыми страницами —
Прошлое.
Ни че́м не влекущее Будущее.
ЛишьТепло́ под одеялом
располагает к Ве́чности.
Пустота, разинув бездонную пасть,
неумолимо движется мне навстречу.
И я, покорившись,
скрываюсь в ней,
и закрываю глаза́ без надежды на Утро.
В Пустоте никто не спасёт.
Та́м – пусто.

Боль моих дорог

И пусть за боль моих дорог
Отдачи нет.
Пусть в паутине
восемь букв фамилии моей.
И пусть я́ —
обладатель я́щика в столе,
в котором,
как в темнице,
гаснут тысячи огней.
Они,
рождённые светить,
познали склеп,
бронь стен,
и страх теней,
подсвеченных свечой
в руке младенца,
не увидевшего Света.
И пусть двуногие пегасы
с многотиражной гонореей,
с задравшей гордо головой,
меня не замечают,
в о́бщем,
где́-то,
но я замечу их строкой,
строкой
«какого-т там поэта».

Встревоженные тона

Любовь и Ненависть едины,
как боль и кровь в живых телах.
И эта боль —
последний взмах, —
набросок будущей картины.
Картина вся моя вне цвета, —
мазки встревоженных тонов.
Тоска покинутых домов
настигнет вдруг у края света,
в цвету сгорающих садов…
На месте сада —
быть болоту,
на месте замка —
шалашу.
Но я прощенья не прошу,
за то, что жил в полу-охоту.
На холодеющих ладонях
я робко нёс полу-мечту.
Скупал я дряхлые надежды
у неких Вестников Судьбы.
А сам, как одуванчик на ветру, —
ловил остатки сорванной одежды.

Дорога

Бежит дорога
сквозь пламень сада,
сквозь тишь и холод
опустевших комнат.
Бежит,
крадётся,
извивается змеёй.
Под небом,
под землёй.
Сквозь рай,
сквозь ад.
Как трудно развязать узлы
запутанных дорог,
разъединить две лопасти креста, —
две пересекшиеся линии судьбы.
ОНА пьяна́ от затаённого греха.
ОНА больна́ полоской горизонта,
Обвинена́, расстре́ляна и сожжена́.
ЕЁ несли в цвету́ бумажном
до врат кладбищенских,
стволом толкали в спину.
За струганным столом ЕЁ корили нищие.
Дорога. —
Сквозь тяжесть тел на виселицах Мрака,
сквозь «кровь за кровь», навстречу Постаментам,
в честь основателей безлюдных городов.
Дорога наша:
в глубь веков,
и в глубь Вселенной.
А впереди зовет нас вновь, —
непознанный ни кем,
комочек Истинного Света.

Первый заморозок

В ноябре дождливы ночи,
И темны́ на редкость очень.
Злы собаки в ноябре.
Каждый в собственной норе
Создаёт себе уют.
Дайте путнику приют!
Он стучится к ним в окно,
И дрожит всем телом,
но
им на путника плевать:
«Пошёл вон, ядрёна мать!
Он,
униженный и мокрый,
Вновь стучится в чьи-то окна.
И везде ему отказ:
«Извините,
не до вас».
Выходя из тёплых хижин,
утром ёжился народ,
Только путник неподвижен…
Обратился путник в лёд.

Пустозвонство

От пустозвонства
кругом голова идёт,
от пустотелых споров
и неразберихи.
От раскалённых слов
не тает лёд
неразговорчивой зимы, —
в ней стынут крики.
Поджечь – раз плюнуть,
в человеке мыслей бред.
Он будет бредить до спасительной сирены.
Гляди, спасёт его пространственный ответ,
большим наркозом, втиснутого в вены.
А кто-то
должен пустоту рождённых слов,
значеньем начинять
непобедимым.
Искать свой след
средь сборища следов.
Искать свое лицо,
С желаньем агрессивным.

Трагедия Художника

Раскинет поле за холмом,
проложит русло для ручья,
толкнёт рукой цветы
и колокольчики звучат.
Заставит птаху замереть
в полёте,
а потом запеть
цветами красок и тонов. —
Так оживает полотно.
Стянул он кистью облака
над красным полем маков,
а отраженье окунул в ручей
для подлинности факта.
Казалось, птица
вот-вот-вот
продолжит прерванный полёт.
Но никли руки, обессилев,
зря кисть ласкала грубый холст.