Пропащая - страница 2

Совмещать управленческую деятельность с работой психотерапевта непросто. Примерно через год я понял, что в моём хозяйстве постоянно что-то ломается, разбивается, портится и теряется. Когда моё утро стало ежедневно начинаться с жалоб сотрудников, я плюнул на практику и стал лишь изредка возвращаться к беседам с пациентами.

Конечно, это было странно. Когда-то мне – в буквальном смысле этого слова! – пришлось сражаться за свою специальность. Родители мой выбор не одобряли. Они видели меня хирургом, онкологом, даже гинекологом, но никак не психиатром.

– Чего ты удумал, Рома? – говорил отец, пристально рассматривая меня с таким лицом, которое словно выражало родительский авторитет всего мира. – Зачем тебе копаться в чьих-то башках? Сам умом тронешься. Ну чем тебе хирургия не угодила?

– Я так хочу, пап, – отвечал я, выдерживая его взгляд.

– Но, Рома… У нас же династия: я – хирург, дед твой – хирург, мама – онколог, – снова пытался давить на мои сыновние чувства папа.

– Вот именно, а теперь ещё и психиатр будет, – добавлял я, а сам думал о том, что лучше уж живой интерес, чем пресловутая преемственность поколений.

Отец гневался и собирался читать мне долгую и нудную лекцию, но в разговор вступал дед. Он был стар, и сил на лишнюю демагогию у него уже не было. Поэтому он резко обрывал своего сына словами: «Оставь мальчика в покое!», – и на какое-то время тема была закрыта. Мне же он потом говорил, что я должен следовать велению сердца, иначе и воробья не вылечу, и, похлопав по плечу, удалялся в свою старческую обитель думать о жизни, а может быть – спать.

Со временем всё улеглось. Родные приняли мой выбор. И я погрузился в мир человеческих чувств и поведений. Ещё в бытность психиатром в клинике неврозов я на практике убедился, как коварен наш мозг.

– Такое чувство, что он живёт какой-то своей жизнью. Этакий царёк в королевстве тела, – делился я своими умозаключениями с наставником.

Пётр Андреевич Городовский был из тех врачей, которые не придерживаются какой-то определённой школы. Он брал то, что ему надо, из разных течений и в итоге преуспел и в психоанализе, и в когнитивке, и в гештальтпсихологии, снискав себе тем самым славу «матёрого целителя душ».

Меня он не учил и не вбивал мне в голову свои убеждения, только изредка помогал, как бы невзначай кидая небольшую подсказку, если какой-нибудь случай вызывал у меня затруднения.

В общем, отвечал он мне примерно так:

– Мозг – дурак. Остальные выводы делай сам.

И я делал.

Выслушивая своих пациенток – чаще всего ко мне приходили женщины, – я пытался мысленно представить их без мозгов. Картина выходила, мягко говоря, странная. Передо мной возникали куклы. И я мог дёргать их за любые верёвочки.

Но это было ужасно скучно.

Да-да, скучно!

Если вы думаете, что работа психотерапевта наполнена увлекательными историями людских судеб, – ошибаетесь! Где-то на десятом пациенте начинается завал!

Сопротивление людей, которые идут за помощью, надеясь в итоге заполучить союзника, порой зашкаливает до предела.

Одна моя клиентка никак не хотела принимать тот факт, что её лишний вес на личную жизнь не влияет. Но она свято верила в то, что количество поклонников у неё напрямую зависело от сброшенных килограммов. Она заботилась о внешнем, но плевать хотела на внутреннее.

– Мужчины падки на красивую обёртку, – говорила она и томно хлопала ресницами. – Вот вы, доктор, готовы встречаться с дурнушкой, у которой лак на ногтях облупился, а на голове – пучок учительский?