– Вихрь? – девушка прищурилась. – Помер, значит, старик?
Сокол кивнул.
– Вихрь Чёрному Богу был посвящен, ему служил. В этих местах не знаю я больше чернобоговых слуг. Может, в вечерней стороне кто-то остался. Хотя не думаю. Старых богов теперь мало почитают. Перуна разве только, да Сварога с Велесом.
Чародей задумался.
Вот еще напасть – Чернобог. Это имя совершенно сбило его с толку. Сокол не верил в Чернобога. Не в том смысле не верил, что не поклонялся и не почитал. Чёрного бога вообще мало кто почитает. А в том смысле, что совершенно отрицал его существование, считал все россказни такого рода чистым вымыслом или, на худой конец, искажённым преданием. Сокол немало знал про богов – и про местных, и про чужих. Знал не понаслышке – приходилось и сталкиваться на неведомых дорожках. Ну вот не значилось среди них никакого Чернобога. С другой стороны, и вихрева сила была необычной, незнакомой. Так что появилось теперь над чем поразмыслить.
– За помощь спасибо, – протянув руку, чародей провёл ладонью по волосам девушки. – Что до остального, то не те уже мои годы. Так что – прощай.
Он вышел из дома и лихо, как бы опровергая свои же слова про годы, вспрыгнул в седло.
Москва. Две недели спустя
После краха изящной затеи с захватом Муромского княжества и неудачи Серой Орды в диких Мещёрских лесах власть викария пошатнулась. Нет, никто из владык, или, тем более, подчинённых, не почувствовал даже намёка на слабость, но Алексию хватало собственных ощущений. Только их он всегда и считал единственным верным мерилом.
Такого поражения, какое потерпело его воинство в прошлом году, ему не доводилось испытывать ещё ни разу. Замыслы, хоть и не рухнули вовсе, требовали теперь на осуществление гораздо большего времени. Времени, которого так не хватало. И за многими, если не за всеми неудачами стоял Сокол – мещёрский колдун, которого он, викарий, поначалу недооценил, а каких-то два года назад и вовсе почти ничего не слышал о нём.
Своих врагов викарий не уважал, но всегда отдавал им должное. До тех пор отдавал, пока враги числились среди живых. Сокол всё ещё числился, и потому с прошлого года Алексий взял за правило собирать все донесения о чародее в особый ларец. Вот и сейчас он поднял крышку, чтобы положить очередное письмо, но задержался и перечитал ещё раз:
«Лета 6860 года, месяца Апреля, в девятый день, в Сельце помер колдун, прозываемый Вихрем. Колдун умирал в бесовых муках и маялся долго. А упокаивал того Вихря другой колдун, именем Сокол, приехавший в Сельцо по зову суеверных мирян из Мещёрска. Оный Сокол принял от Вихря колдовской знак – змеевик и, судя по этому, перенял его силу. Миряне колдуна схоронили без отпевания, проведя поганые суеверные обряды. В третий день мною учинён был розыск и была выявлена ведьма, племянница упомянутого колдуна, именем Елена. Однако ведьме, не без бесовской помощи, удалось сбежать…»
Ничего особенного, – подумал Алексий, запирая ларец. И ничего, что могло бы помочь сладить с врагом. Будь на месте Леонтия кто поумней, может, и вышел бы какой толк. Но все, кто поумней, сгинули в том же самом проклятом году заодно с лучшими его бойцами.
Алексий вышел из кельи и отправился во внутренний дворик монастыря, откуда раздавался непривычный для обители звон мечей и совсем уж неуместная в доме божьих слуг отборная ругань.
Потеряв тогда почти половину своего монашьего воинства, Алексий приказал Василию перестроить тайную службу.
