Сразу за посадом возвышалась Борисова Стена, защищающая Борисов Город, или, иначе, Застенье. Её прясла и стрельницы сложены были из белого камня. В самом Борисовом городе располагались дома наиболее зажиточных горожан, княжьи палаты, пустующие сейчас по причине отсутствия князя, а также большой, раскинувшийся на четверть города, торг. И только за Борисовым Городом начинался собственно Кром. Он был разделен надвое. Сперва Довмонтова Стена, закрывающая небольшой Довмонтов Город, со множеством церквей, служебных домов, гридниц, подворий. А за ним Перси – грудь города – главная стена Детинца и основа всей обороны. Пробейся враг через три предыдущих стены – в Перси он упрется окончательно. Неприступной считалась эта твердыня. Ни одному врагу ещё не покорялась. Стена Персей возвышалась над всеми прочими, а пред нею даже не вырыт, а высечен был в скале внушительный ров, называемый Гребля.
– Думаем и пятую стену поставить, – доложил монашек. – Великую Окольную. Для защиты слободок Полонища и Запсковья. Вот только серебра пока не хватает. Бояре и купцы жмутся – на что, мол, им Полонище – а сами слободские небогаты.
Но не красотами города и не его укреплениями любовались сейчас путники. Да и любовались совсем не то слово. Они мрачно и тревожно взирали.
Над городом бездвижно висела огромная свинцовая туча. В клубящемся её чреве изредка мелькали сполохи. И хотя молнии не били вниз, возникало ощущение, что город находился под прицелом. Закрытый от солнца могучей тенью он погрузился в сумрак. И лишь золотой купол Троицкого Храма горел в окружении тьмы ярче обычного, отражая скудный рассеянный свет. Белокаменная громадина храма походила на былинного витязя, вышедшего на бой в золоченом шлеме. Золото на чёрном смотрелось красиво, даже величественно, и все, кроме чародея, почти одновременно перекрестились.
– Знать бы, что там сейчас творится, – произнёс Сокол. – Может, в городе и людей-то не осталось. Может, уже вымерли все.
– Чего гадать, – спокойно возразил архиепископ. – Приедем на место и всё узнаем.
– Прознаем, проведаем, железа отведаем, – вставил Скоморох.
Василий никогда не затыкал своего придворного скомороха – не для того и заводил, чтобы затыкать, но сейчас посмотрел на него с явным раздражением.
Тронуться с места никто не решался. Дорога, что извиваясь среди холмов, исчезала в пригородных слободках, была совершенно пуста. И это настораживало. Не может такого быть, чтобы из города не бежали. Псковичи народ храбрый, но ведь далеко не каждый человек готов умереть, защищая дом и семью, иные видят спасение в бегстве. Толпы беженцев всюду и во все времена заполняли пути, уводящие подальше от мест сражений. А здесь – совершенно пустая дорога. И не просёлок какой-нибудь, а самый что ни на есть оживленный новгородский путь.
Но вот со стороны города донёсся могучий гул вечевого колокола, и все сомнения разом исчезли. Значит, есть ещё, кому помогать. Стало быть, не пал под натиском зла древний Псков. Отряд тронулся, а молодой княжич с трудом сдержался, чтобы не рвануть к городу, оставляя далеко позади повозку архиепископа и всю его свиту.
***
Полонище – пригородные слободки и деревни, разбросанные в широкой полосе междуречья, встретило их тишиной. Повсюду стояли брошенные дома, но никаких тебе следов сражения или разорения, никаких пожарищ и трупов. Население либо ушло под защиту стен, либо разъехалось по дальним сёлам, на которые не легла еще злая тень. Бросив засеянные поля, селяне, судя по всему, увели с собой и всю живность, вплоть до шелудивых собак.
