Там были танки, пушки и самолеты, и фотографии героев, и их партийные билеты, залитые их кровью. И конечно, там было много портретов двух людей – Сталина и его помощника с лицом преступника даже на этих портретах. Он руководил обороной Ленинграда.
Там было много смешных документов, например, приказ директорам пивоваренных заводов. Они должны были вскрыть полы в цехах, собрать просыпавшееся зерно и сдать его Государству. Там же висели отчеты двух заводов. Один завод сдал семь килограмм, а другой – только шесть.
И еще там был дневник какой-то девочки. Ей было одиннадцать, и она писала, как ее мама умерла, и ее брат умер, и она осталась одна с ее мыслями о жизни и смерти. Она тоже умерла – эта неизвестная Анна Франк. Ее дневник не стал бестселлером, и никто не снял шикарный фильм о ней.
И еще там был кусок хлеба – сто двадцать пять грамм скорее глины, чем хлеба, дневная норма тяжело работающего взрослого человека. Он лежал на черном бархате под стеклянным колпаком, заполненным аргоном, чтобы этот хлеб сохранился навсегда. Этот колокол стоял на отдельном постаменте, и два световых луча скрещивались на нем.
Человек с Пицом преступника к тому времени уже умер, но другой, в точности такой же, посадил директора музея в тюрьму и навсегда закрыл Музей Обороны Ленинграда, наверное, потому что он недостаточно показывал роль играл Сталин в этой Обороне.
Мой первый сексуальный опыт
Мне было одиннадцать, и у меня был друг годом старше меня. Мы жили на одной улице и ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс.
Его дом был знаменит – в нем жила известная Советская поэтесса. Советская Власть убила ее мужа, поэтому она пила и часто выходила на улицу – проделывать разные смешные штуки. Нам нравилось смотреть эти штуки.
Рядом с этим домом был сад. В течение дня там было много народу, но к вечеру этот сад превращался в пустыню, потому что там собирались блатные. Они сидели на скамейках, пили пиво и обсуждали свои дела на особом языке, который мы уже понимали.
Можно сказать, что они любили нас. Иногда они угощали нас какой-нибудь едой, и еще они любили смотреть, как мы метаем ножи в цель. У меня был тяжелый нож десантника – не помню, у кого я его отобрал, а мой друг пользовался легким медицинским скальпелем. Мы бросали наши ножи в спичечный коробок с пяти метров, и эти блатные ставили деньги – кто из нас выиграет. Обычно мой друг побивал меня. Я поражал цель шесть раз из десяти бросков, он – восемь раз. Он хранил свой скальпель за шиворотом, и это было великолепное зрелище, когда он вскидывал руки кверху и молния вылетала из ниоткуда.
Однажды мы увидели в саду какое-то животное. Оно стояло на задних лапах и клянчило еду. Блатные кидали ему хлеб и мясо. Я сразу понял, что это была собака, потому что раньше видел другую собаку, а мой друг сразу догадался, что это была собака, потому что он читал о собаках в книжке – была у нас такая книжка, которая называлась «Каштанка». Собака была невиданное зрелище в Ленинграде той поры, потому что все животные в блокаду были съедены. Мы подошли ближе, чтобы погладить ее.
Увидев нас, один их этих блатных, сильный мужчина лет сорока, с длинными усами, приподнялся и приветственно помахал нам рукой.
– Хотите видеть забавную штуку? – спросил он.
Мы с готовностью засмеялись.
Он неторопливо подошел к собаке, вынул из кармана голубую пружинную финку, наклонился к собаке и сделал что-то такое, отчего она завизжала. Потом он выпрямился и показал нам собачий хвост в своей руке.
