– Проходите, граждане, – услышали они негромко сказанное неизвестно откуда и даже не успели удивиться – куда это им еще приказывают проходить, к Богу в рай, что ли, когда они и так уже на месте.
Но тут вдруг сама собой распахнулась пластиковая финская дверь, расположенная практически бок о бок с бронированной оленеглазой девчонкой, и их туда, в эту дверь, практически как бы и засосало, как в некий вакуум. Вакуум – это по-русски будет пустота, если кто не знает.
А там-то все и началось! Там сидел им и всему старшему поколению постсоветских граждан до боли знакомый коммуняка с портфелем-дипломатом, шагнувший в неведомое пространство обмена валюты прямо из застойных времен Леонида Брежнева, К.У. Черненки, поэта Андропова и раннего Горбачева. Над коммунякой портрет Ленина сиял, как родной, слева стояла несгораемая железная касса, справа – графин с водопроводной водой. Коммуняка брезгливо посмотрел на зеленые бумажки, которые друзья держали в руках, нелюдимо просипел что-то неразборчивое, брезгливо и привычно махнул пухловатой короткопалой рукою и…
…и друзья оказались ввергнутыми в следующее узилище. «Черного кобеля не отмоешь добела», – высказал с экрана древнего советского телевизора «КВН» свою точку зрения на американский империализм Никита Сергеевич Хрущев, правивший непосредственно после Сталина, а белозубый комсомолец с пшеничным чубом, внимательно слушавший содержательный доклад тогдашнего лидера, сначала им незаметно подмигнул, а потом, на секунду оторвавшись от телевизора, от важного дела собственного политического просвещения, угостил каждого из них хорошим пинком, отчего они тут же и вылетели в следующую дверь, лишь на секунду удивившись, сколько тут, в простом обменном пункте, просторных арендованных помещений. Наверное, недешево стоит эта аренда в свете набирающей силу рыночной экономики обновленной России?
…Время – назад! Сталинские соколы в темно-зеленых френчах и мягких кавказских сапожках. Какой-то запомнился хрен моржовый типический, в полотняном картузе, с нашлепкой усов над тонкой губой. Трудновато пришлось ребятам: бессонные ночи, конвейер на Лубянке, ледяной ад колымских лагерей… но вот уже новые врата распахнулись, за которыми оказался полный НЭП, организованный лично тов. Лениным «всерьез и надолго», где им за их доллары сулили кучу неведомо чего, каких красивых благ – и жареного гуся, и трактор «Фордзон», и концессию на забайкальских приисках, да не сошлись в цене, и опять им немного напинали бока.
…Смотались, Троцкого встретили – не соблазнились… а тут и какие-то совсем уже брутальные личности тянут их куда? Естественно – снова на допрос, и сидит там живописный дядька такой в усах пушистых, свисающих ниже подбородка, в смушковой папахе с красной лентой, да в кожане, тельняшке, да портупеей перепоясанный, да оружием обвешанный – и чего уж у него только нет, братцы! Тут тебе и граната, и наган, и маузер, и разрывная пуля «дум-дум», и сабля – клинок боевой. Чего хочешь! На любой вкус! А одесную и ошую от него двое в таких же национальных костюмах времен Гражданской войны, пока еще безусые, хотя тоже очень храбрые.
– Кто такие, почему не знаю? – спросил красный командир.
– Валюту менять пришли, – бесстрашно и четко, как в фильме «Мы из Кронштадта», ответили писатель Гдов и безработный Хабаров, стоя, как на одноименной картине «Допрос коммуниста» художника Иогансона.
