Одного не мог понять Константин – как осилили двое поймать и уложить лосенка. Как ни молод был зверь, вряд ли двое таких, как сам егерь, мужчин смогли бы его удержать. А Константин по силе был не из последних. Действовали же браконьеры умело, втихую. Стрелять было опасно: Кунья дубровочка недалеко от села, егерь живет в крайней улице – мог бы услышать.
Константин пошел по санному следу, надеясь узнать, куда он поведет. Но след привел к накатанной дороге, по которой к тому же успел только что пройти трактор с санным прицепом.
Расстроенный егерь направился домой.
* * *
– Ой, как у тебя холодно-то! – ужаснулась Кстинья, войдя в библиотеку, и с состраданием посмотрела на Катю; затем она вытянула губы трубочкой и дунула: – Фу-у! Глянь, глянь – аж дух видно!.. Миленькая, да как же ты день-деньской тут терпишь? В городе-то, небось, к теплу привыкла, садовенькая?.. Катерина Дмитриевна!
Катя поднялась ей навстречу:
– Здравствуйте, Кстинья Ивановна! Проходите, садитесь. Я сейчас, только в печку дров подброшу…
– Холодно-то, говорю, у тебя как…
– Ничего, сейчас натопим. Еще и жарко будет. Это за ночь так выстывает.
– Все равно холодно. Куда так… В городе, чай, как в бане, в библиотеке-то, сидишь в одном халатике, а тут хоть тулуп надевай.
– Ничего, Кстинья Ивановна, весной достроят нам новую библиотеку, не хуже городской будет.
Кстинья при этих словах руками всплеснула.
– Скажешь тоже – весной! Жди-ка морковкина заговенья! Эт тебе не город, чтоб тяп-ляп, и готово. Тут про хороводятся еще года два. Вон Дворец культуры пять лет строили. И то, слава тебе, прошлой весной грачи по налетели – довели до конца, а то и теперь бы Дворец-то пустоглазый стоял…
Катя прикрыла печку и удивлённо посмотрела на Кстинью:
– Какие грачи?
– Да эти, черные, строители…
Катя засмеялась. Продолжая улыбаться, она подошла к столу, у которого сидела Кстинья, порылась в картотеке, спросила:
– Итак, что же мы прочитали?
– Ах, батюшки, я и забыла, – Кстинья зашуршала газетами, в которых принесла две книги. – Вот, – подала она одну, а вторую, плюнув на матерчатый переплет, стала тереть рукавом и смущенно при этом оправдываться: – Ты уж прости меня, недоглядела… Вот капнула чем-то… Сейчас вытру.
– Да что вы, – остановила ее Катя, – ничего страшного – маленькое пятнышко, переплет не пострадал.
– Да разве у нас чего ухранишь! Это в городе – шкаф тебе книжный в доме, и складень зеркальный, и всякая роскошь. А у нас…
Кстинья горестно вздохнула.
– Ну как, понравились эти книги? – спросила Катя.
– Понравились, понравились, миленькая. Эта вот про старинную жизнь-то, – хорошая. Вот ведь как люди жили! Только Настасьюшку жалко – померла…
– Тогда я вам продолжение дам, – обрадовалась Катя, – «На горах» называется.
– Это что же – про тех же самых людей?
– Да, про Потапа Максимыча, его семью и других.
– Давай, давай. Как они там, узнать.
Катя подала два черных тома.
– А вторая книга понравилась?
– Что ты! Еще больше! Про любовь вся. Он летчик, а она – учительница. В городе живут. В конце квартиру им дают, дочка у них родится… Прямо душа рада читать. Я, грешным делом, тебя все вспоминала – больно уж учительница-то на тебя похожа: ласковая да пригожая такая… И у нашей Катерины, думаю, в городе кто-то есть. Летчик какой али инженер. Вспорхнет, думаю, наша Катерина через годок, да и улетит к своему соколу…
Катя, слушая Кстинью, закраснелась, хотела что-то сказать, но Кстинья продолжала рассуждать:
