Прощание с Рейном - страница 7

Кстати, о казармах. В учительской все обо всех знают главное.

А главное – это особенности. А особенности – это страхи, это привязанности, это привычки. Вот у биологички-анатомички главный страх – за набор скелетов, от крохотного Динозауриуса Рекса до человекоподобного человека. Шмелёв от сердца оторвал средства, потратился. Человеческий скелет в кабинете биологии – едва не в полный рост, он съёмно-разъёмный, чешского производство. Биологичка-анатомичка почему-то уверовала, что этот скелет – точно как в Британском музее. Пусть так, ладно. У нас его прозвали Британцем. Хозяйка каждый божий день дрожала, как бы наши замечательные школьники что-нибудь не сперли. Череп попытались умыкнуть, только воришку она застукала за чёрным делом. Родители малолетнего преступника едва сумели замолить его грех, прислав директору бригаду таджиков на озеленение и покраску двора. Неделю в квартале пахло краской и свежей землей. Так вложение Шмелёва в Британца сполна окупилось. Хотя какая-то бестия его малую берцовую кость всё-таки стащила, и ловко так, с концами. Чтобы не пятнать честь школы, было сказано, что кость унесла залетевшая сорока. «Это не сорока, а птеродактиль», – хмыкнула Алла Мельник, но негромко. Так сказать, не оскорбляя трагических переживаний хозяйки биологического кабинета.

Физик – он курильщик. Пережить урок без сигареты для него – пытка. За «пыхнуть» этот родину продаст, в фигуральном, конечно, смысле… Порой посреди урока задаст задачку и шмыг к себе в лабораторный кабинет, на минутку… И курит там в стол, сквозь какой-то самодельный фильтр. За такую минуту класс хоть вниз головой стой, хоть на партах пляши… Прозвище у него среди школьников – Физкурпривет. Но произносят тихонько, все же завуч…

А у географа – другой страх. У него – образцово-показательный кабинет. Парты – хоть смотрись в них, как в зеркале. Портреты на стенах – все в линию, висят ровнехонько, как в строю. Никитины, Пржевальские, Семеновы Тянь-шаньские. И ни пылинки… Географ после каждого урока самолично вручает дежурному тряпку, а сам за ним ходит и подушечкой мизинца проверяет, выверяет… И не дай бог кому оставить на парте памятку в виде чёрточки, кружочка, не говоря уже о нехорошем слове. Весь класс будет оттирать, полировать и чертить на контурных картах контрольную за оставшиеся минуты абсолютной чистоты. Искать, где там эта Гонолулу, и как оттуда попасть на Гоа? Географ сам приходит в школу таким выбритым, что отражаясь в его щеке, как в парте его класса, можно самому побриться. «Образцовый мужчина», шепталась о нём женская половина коллектива, хоть и с усмешкой, – иначе учителя не умеют. Да и не дай бог, такую стерильность в дом. И прозвище у него – Образец.

«Вот бы духовника нашего так побрить, по образцу», – могла среди своих клевретов сказать Алла Мельник. Тут учитель математики младших классов, кучерявый моложавый бодряк по прозвищу «дважды два» оглянется и хмыкнет в кулак, что словесника брить по образцу нельзя – шея слишком тонкая, перетрется… «Дважды два» полнеет, и стыдится этого. В присутствии Аллы он втягивает животик и расправляет грудь.

Ну а что же сам Константинов? Однажды он пересекал коридор, и застал драку. Мальчишки сбились в кучу, кричали матом друг на друга, кто-то кого-то свалил, кто-то кого-то ударил… Константинов перешагнул возящихся и вступил в самую середину, поднял лежащего, задрал указательный палец вверх, едва не продырявив им потолок. «Вас родители родили для того, чтобы любить, а не чтобы вы портили друг другу лица. Лицо – само слово от славянского „лик“. А ты по нему рукой мажешь. Раз испортишь – заново не нарисуешь. А вот личина – по ней бей. Это забрало на шлеме»… Тут один из драчунов возьми и спроси: «А Вы за кого, за наших или за „хохлов“? Тогда Константинов взял бойкого юношу за подбородок, склонился над ним и в макушку как в ухо произнес свою нотацию. Мол, если с каждой бактерией бороться антибиотиком, то погубишь организм. Это как бить кувалдой себе по заболевшему пальцу. Бактерии станут только злее, а ты – слабее. Поэтому нужно заботиться о будущем и быть добрым. Это очень сложно, это такая работа, и этому учил Лев Толстой»… С этим словесник отпустил паренька. Буза разбрелась по классам, впрочем, по пути кто-то кому-то все равно успел дать пинка, хотя и не по «лику». А кто-то в спину Константинову изобразил гримасу… А словесник, далеко вынося вперед худые коленные чашечки, жирафом, двинулся дальше. Он пребывал в уверенности, что «горним словом» убедил детей видеть друг в друге лица…