Прощай, Сколопендра! - страница 23

Для начала Черноухов только приказывал: мне, собаке и Машке (всем – сразу!).

– А ну – брысь… Сейчас я с ним разберусь.

Приплыли!..Жилец сверху точно был уверен, что у нас в шкафу (нет, не террорист!), – скорей – Машкин поклонник, с которым вышел конфликт.

Но сестра стояла насмерть, словно приклеенная монтажной пеной.

Однако, он быстренько справился. Машку – на диван; меня – к окну… Потом он погладил собаку, спросив ее – так, что все слышали: «Гнать негодяя?». И пес облизнулся: видно «гонять негодяев» – было его любимой забавой.

Тут же, без паузы, Черноухов резко рванул на себя дверцу – и отскочил в боксерской стойке. И собака ринулась внутрь… Что-то там – загрохотало, захрустело, даже зачавкало (?!). Потом она испуганно взвизгнула, выбилась задом наружу: не то – таща что-то, не то, наоборот, от чего-то освобождаясь…

И тут Машка мы просто всхлипнули от смеха, когда Петька приказал шкафу: «Выходи, Белый, я жду…». Но, вместо соблазнителя, на свет божий из мрачной норы явилась его престарелая ищейка; только на миг! – и обратно втянулась, и опять что-то трещало, сбивалось и уминалось в неведомую композицию.

Шкаф покачнулся (а такого сроду не бывало…). Но главного Петька не просек: как оттуда, одним гигантским скоком, взлетел «маленький зеленый штурмовик», – и спикировал в мою коляску. А следом…

Следом (разъяв от ужаса пасть), вывалилась из чужой страшной будки пожилая учебная собака…А на ней – Филимон! Плохой ездок, Филя почти лежал на мохнатой спине, и его длинные конечности жутко трещали, грозя расстаться с собственным стовом. Но галстук и цилиндр (в котором Филимон встречал Андрэ), сохранились. И радостный оскал – то же.

Пока Тристан мотался, тыкаясь куда попало – Черноухов зачарованно молчал, а Машка уже рыдала от смеха… Всем было весело. Особенно – мне: в голове у меня настойчиво и тревожно звучал знакомый писклявый голос: «Царь Данька, Царь Данька – ты меня слышишь?..Плотоядное псовое похитило твою добычу из охраняемого склада! Могу вмешаться, могу вмешаться…»

Честно, я думал – что после этого случая Петька будет обходить стороной нашу полоумную семейку…Но уже под вечер этого дня Машка нежно щебетала с ним через контрольно-пропускной пункт: подоконник.

А он (снаружи!) старался говорить тихо, чтобы старушкам, навострившим уши, и крохи не доставалось от чужой беседы.

– …Что ты прицепился к Белому? – Светским тоном дразнила Машка. – У него сейчас – другая симпатия: Екатерина Худайбердыевна Миллер! «Дочь трех культур», как утверждает фрау Эмилия. Ты бы видел, какая у них суматоха в доме!..Все носятся, чистят, скоблят… ББГ – не дурак: зачем ему офис в городе открывать? А у Катьки – места, хоть завались! Надеюсь – они и шофера своего заберут: а то сидит в дупле, как белка. Бедный Челюскин… только кругами все бродит и бродит вокруг скамейки.

– А у меня – другие сведения, – не соглашался Петька. – Они всю ночь колбасились, эти соседи: баба Улька заснуть не могла. Потом – эта катавасия у вас! Тристан из-под койки не вылезает…Одно хорошо: научился препятствия брать. Как он сиганул отсюда, из окна – я аж обрадовался. Сколько с ним бился: никогда барьер не брал! А теперь, правда, из-под кровати не вытащишь. Как его учить? Может, опять напугать?

– Страхом, Петр, только заик лечат. Испортишь…

Остальное мне было не интересно. Я выехал, чтобы не мешать их воркованию. В коридоре потрепался с Катькой по домашнему телефону (сестрица предупредила, что ее «для этой крысы – нет!»). Неутомимая от счастья Кэтрин тут же завалила меня какими-то хозяйственными проблемами, «а бобо Худай – на своей идиотской службе!», в доме – завал, мужских рук не хватает… ей вызвали парикмахера… смотрел ли я затмение луны… какие у них чудные обои… чего Машка дуется, она – не права, ей, Катьке, такое предложили, что все прямо охнут!..