Прощай, Сколопендра! - страница 24

А в Машкиной комнате была особая красота жизни: здесь было ТИХО.

Одно окно, всегда зашторенное. Плакаты (все – с психологическими изречениями и графиками «изучения личности»), три светильника – два в постоянном режиме: для освещения целой грядки горшков с целебными растениями: (идея Гренадера, помешанной на здоровом образе жизни). Стол, конечно: блокнотики, комп, бесплатные флаера. Узкая девичья кровать с неизменной мягкой игрушкой… Что на этот раз? Ага, пингвинчик.

Здесь я открыл клапан карманчика. Кузнечик выскочил сразу – и давай обшаривать стол. И ведь нашел, что искал: тень между двумя стопками журналов. Я услышал его голос, как бы царапающий ушную перегородку.

«Есть хочу…Ты слышишь, человек? Гонша хочет есть.»

– Какой еще Гонша… Еще Гонша будет?

«Это – мое лужайное имя. Вот у тебя домовое – царь Данька. А у меня – Гонша. Бабушка так назвала.»

– А почему – «лужайное»?

«Потому что «гонша» – это луговая собачка. Подвижный я очень…Личинок давай, тлю собери; ну там – мушек на десерт…»

– Слушай, нахал: ты совсем бакен-бок?

«А что такое: бакен-бок?»

– Это когда башка на бок…С приветом, в общем.

«Понял… Не беспокойся: никто бы не послал сюда необразованную букашку. Вот тебе твой привет: Еды и тени под каждым листом. Тащи личинки…»

– Да перестань ты пищать. Не девчонка!

Он, по-моему, обиделся. Он сказал, что их имажки – вообще не стрекочут. Что это – сугубо «мужское дело». И вообще: я еще не слышал сверчка в брачный период; так что разговаривать со мной – не о чем.

Но тут я его срезал:

– То же мне – сверчок! Если бы у тебя была старшая сестра…

На что мне заметили, что «ни старших, ни младших сестер» в их лужайном царстве нет; все потомство – одного возраста, с раздельным воспитанием. И вообще: где личинки?

– Достался мне голодный бомж, – психанул я, уже подбираясь к заветным грядкам.

Но мне тут же как по мозгам ударили:

«Имей уважение к старшему брату… Мой род древнее твоего на четыреста миллионов лет!»

– Ага, – поддержал я его:» И все личинками питаетесь?..»

Но он уже прытко ковылял в сторону выбранного горшочка…А потом я почти услышал, с каким наслаждением он вгрызается во что-то нежное и съедобное.

Потом он икнул, а потом рассудительно заметил: «Перекусить – сойдет. Ну – есть же у вас кормовые поля…Я же не инфант после первой линьки. Я – сто тридцать восьмой потомок великого ордена…

– Да знаю, знаю, – оборвал я его. – Аристократ, а трескаешь, как саранча!

…Лучше бы я этого не говорил… Он даже листом подавился.

«Не смей меня сравнивать с Короткоусыми Пожирателями…Это – не благородно.!»

– Да не вопи: у меня уже – звон в ушах!..И какая разница: кузнечик там, саранча?..

«Простая… Как у человека – с обезьяной.»

– Ну прости, Гонша. (Тут я почему-то припомнил дядьку Мотыля: когда он сокрушался об упадке знаний.)

Но усики его обиженно трепетали…Потом один из них выпрямился столбиком: это был знак прощения. Жор продолжался.

Опять звонок! Нет, что хотите, но домашний телефон – это для террористов! В нем нет «черного списка».

И я просто вернулся в свою комнату. Машки уже не было. Было открытое всем ветрам окно, второе от залива (если мыслить эпохально.) Только и достался мне, как приз, чудовищный треск Петькиного драндулета. Сбежала, негодяйка… С тем, кого весь день хаяла, обвиняя в излишней подозрительности. А все-равно: «маленький злобный циник» – это я, собственной персоной. ЛЮ-Ю-ДИ, если я не прав – кто первый бросит в меня комментом?