– А в кино, – обычно огорчаю я своих собеседников, – быстроногих мустангов изображает английская верховая порода. Именно у нее наиболее «кинематографичная» внешность. Как это ни грустно, а мустанг – вот эта кудлатая, головастая, коротконогая и, самое печальное, низкорослая лошаденка.
Что такое нынешний мустанг? Одичавшая лошадь. Испанцы и пришедшие вслед за ними прочие завоеватели ввезли в Америку лошадей разных пород. Они терялись, убегали от хозяев и на просторах прерий быстро расплодились. Мустанг – это даже не порода, это смесь разных пород, где капли благородной крови тонут в море беспородной наследственности.
И судьба мустанга в Америке так же печальна, как судьба коренных жителей этой страны – индейцев. Может быть, поэтому они так хорошо понимают друг друга, может быть, поэтому обездоленный народ первым вновь приручил одичавшую лошадь.
Золотой век мустанга был баснословно короток. Как только на плодородные земли Дикого Запада двинулись переселенцы, мустангов стали истреблять самыми варварскими способами. Еще в начале ХХ века мустангов огнем гнали в загоны из колючей проволоки и там забивали тысячами. Табуны диких лошадей топили в реках, расстреливали из пулеметов. Богатые фермеры расстреливали их с самолетов. Оправдание одно: «Эта беспородная лошаденка портит посевы хлопка и кукурузы. От нее один убыток».Тогда мустангов было более двух миллионов. Да и сам мустанг был другим: в нем преобладала андалузская и берберская кровь, он был действительно быстроногим красавцем. Но с тех пор все изменилось. Мустанг почти повсеместно истреблен, а где уцелел – выродился, смешиваясь с рабочими лошадьми. Он спасается от цивилизации в горах, но и там его находит безжалостный человек, который в погоне за наживой теряет человеческий облик.
Вот как описывает охоту на мустангов американский писатель Дэвид Томпсон:
«…На крыльях своих самолетов воздушные рейнджеры прилаживали сирены и связки консервных банок и, вооружившись дробовиками и мелкокалиберными пистолетами, вылетали в горы. Обнаружив табун, они включали сирены и гнали мустангов на бреющем полете, заставляя их нестись на предельной скорости. Жеребята не выдерживали и валились от усталости замертво. Если обезумевший от шума табун пытался свернуть в сторону, по нему давали залп мелкой дробью, выгоняя в конце концов на открытое место. Тут наступала очередь грузовиков. «Ковбои», стоя в кузове, накидывали лассо на бегущих лошадей. Другой конец привязывали к борту.
При крупных операциях в один загон сгоняли сразу несколько табунов, где между вожаками разыгрывались смертельные битвы. Потом их, окровавленных и измученных, грузили в машины и везли на комбинаты за сто миль, за восемьсот ли – все едино.
Грузовики набивали до отказа так, что в дороге молодняк затаптывали до смерти. На заводах, во избежание лишних рас ходов на холодильные установки, их приканчивали не сразу, а оставляли в загонах дожидаться своей очереди. Кормить их все это время считали излишним, все равно скоро подохнут…
…А когда, бывает, во время охоты загонят слишком много лошадей и не могут взять за один раз, то лишним стягивают проволокой ноздри – так они не могут дышать полной грудью, и на следующий год их легче будет поймать…
Начиная с 1946 года, более 100 тысяч мустангов были отправлены в битком набитых грузовиках на консервные заводы, где мясо их сбывали по 4-5 центов за фунт».
