– Мороженое? – недоверчиво перебил Паша.
– Да. Очень большое в такой красивой миске с розой.
– В миске?
– Паш, ты что мне не веришь? Я в кино сама видела – в миске… И мальчишка там ел, и у него усы выросли! – Зинка громко засмеялась и замолчала.
– А потом?
– Что потом? – переспросила Зинка.
– Усы потом, что?
– Усы… Он их рукавом вытер, а отец ему оплеуху… – Зинка показала, как всё было. – Пашка даже отшатнулся и сжал губы.
– Но это же другой отец был! А твой добрый! Вот увидишь…
– Откуда ты знаешь?
– Ты что, мне не веришь? – возмутилась Зинка. – Которые детей забирают, все добрые, а то бы они не забирали, понял? А если не веришь, я вообще уйду…
– Верю! Я верю… – совершенно упавшим голосом сказал Пашка. – Когда они приедут?
Зинка задумалась.
– Вот купят игрушки, кровать, ещё велосипед… Штаны не надо, штаны тебе здесь дадут… Потом приготовят обед, сходят за мороженым и приедут… Ну, ещё не скоро! – успокоила она Пашку.
– Я не хочу ехать, – тихо выдавил Пашка.
– Как? – Зинка так удивилась, что даже села на пол.
– А что я там один буду делать?
– Как один? Сестра Кити… И мама с папой…
– Они же не настоящие все… понимаешь… – Пашка тихо заплакал.
– Я бы тоже боялась… – шёпотом призналась Зинка. – Но всё равно бы поехала…
Зинка оказалась девчонкой практичной и прозорливой. Всё на самом деле происходило, как она придумала. Хотя до отъезда Паши было ещё далеко, и даже подтверждение из агентства, что с документами всё в порядке, не пришло, Вилсоны целую субботу во всю готовились к приезду нового сына и брата. Сначала спорили, в какой комнате ему будет лучше, а когда договорились – таскали шкафы, диваны, кровати… Том перебрался со своим компьютером и деловыми папками вниз, в бейзмент. А для Паши купили новую мебель: и на чём спать, и стол, и полки, и шведскую стенку – выбирали все вместе и снова спорили! Родители совсем растерялись от непрерывных вопросов и обращений: «Маами! Даади!» Девчачьи голоса не смолкали, спрашивали все трое, а когда родители совсем уж изнемогали, Китти, только что сама сгоравшая от любопытства, выступала с родительской стороны: отвечала, как могла, сёстрам – она же видела Пашу и играла с ним, и на снежной горке каталась…
Но дело было совсем в другом: «А что он любит? А пиццу он любит? А Скубби? А какого цвета у него глаза? А волосы? А он в штанах, или в шортах?..»
Вопросы сыпались вперемешку, и, чем больше было ответов, тем больше новых невыясненных вещей оказывалось, и даже маленькая Лизи тоже пыталась что-то своё пролепетать, хотя вовсе не понимала, о чём речь. Но к вечеру, когда все смертельно устали, а Лизи и вовсе заснула, мебель стояла в бывшем отцовском кабинете, джойстики мирно дремали на коврике перед телевизором, большой медведь пристроился на полке в углу и обнимал коричневыми лапами усевшихся у него на коленях мартышек, собак и ещё каких-то плюшевых зверей непонятных пород.
Когда дом затих в ночной темноте и первый сладкий сон сморил всех его обитателей, Том внезапно пробудился, ещё не понимая отчего! Он прислушался и уловил лёгкое поскрипывание лестницы. Казалось, что кто-то старается спуститься или подняться по ней так, чтобы она не откликнулась на шаги. Он тоже осторожно, на цыпочках, двинулся к двери и сквозь неширокую щель, из которой тянуло снизу свежим крепким воздухом, пытался разглядеть что-нибудь в темноте: «Не чужой ли решил проверить их дом?» Том затаил дыхание, но скрипа уже не было слышно. Он хотел было вернуться, решив, что это просто почудилось ему спросонок, но что-то подтолкнуло его вперёд, к площадке, где начинался спуск вниз. Он видел тускло сверкавший в отраженном оконном свете лак на ступенях, чёрную ленту перил и… Тут ему послышался шорох внизу, в той комнате, что они готовили весь день. Через две ступени, чтобы производить меньше скрипа, Том спустился, подошёл к приоткрытой двери и увидел, как Мэри стоит в светлой ночной пижамке и устраивает на подушке застеленной Пашиной кровати своего любимца Джоя. Он замер от удивления: «Не может быть!»
