Прошлое и будущее российской интеллигенции. Сборник научных трудов - страница 17

, выражает его реальные и потенциальные черты, оно эмпирично и характеризует человека с позиции идеала[42]. Этот ракурс наиболее интересен. «В русском человеке из простонародья, – писал Достоевский, – нужно уметь отвлекать красоту его от наносного варварства». Необходимо судить о нашем народе «не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать»[43]. К чертам идеала русского человека Достоевский относил: простодушие, честность, искренность, «широкий всеоткрытый ум», «смиренность», «незлобие», братское стремление к воссоединению людей, «всемирность», свободолюбие, милосердие, готовность к служению людям и обществу, жажду правды. Достоевский подчеркивал религиозные и монархические компоненты в народном сознании[44]. По-настоящему понять народ, проникнуться народной правдой не так-то просто, для этого недостаточно чисто интеллектуальных усилий. Необходимо определенное переживание, испытание, своего рода экзистенциальное потрясение. В рассказе «Мужик Марей» из Дневника писателя Достоевский вспоминает, как во время своего пребывания на каторге он был свидетелем безудержного разгула, пьянства, драк до смертоубийства заключенных. Эти сцены невыносимо угнетали его: «Никогда не мог я вынести без отвращения пьяного народного разгула».

Примириться с этими необразованными людьми, избавиться от ненависти к ним Достоевскому помогло воспоминание детства. Будучи девятилетним мальчиком, испугавшись волков, он подбежал, ища помощи, к крепостному мужику Марею, пашущему на лошади поле. Участие, «нежная, материнская улыбка бедного крепостного мужика, его кресты, его покачиванье головой» запомнилось Достоевскому на всю жизнь. Он вспоминает: «Каким глубоким и просвещенным человеческим чувством и какою тонкою, почти женственною нежностью может быть наполнено сердце иного грубого, зверски невежественного крепостного русского мужика, еще и не ждавшего, не гадавшего тогда о своей свободе… И вот, когда я сошел с нар и огляделся кругом, помню, я вдруг почувствовал, что могу смотреть на этих несчастных совсем другим взглядом и что вдруг, каким-то чудом, исчезла совсем всякая ненависть и злоба в сердце моем. Я пошел, вглядываясь в встречавшиеся лица. Этот обритый и шельмованный мужик, с клеймами на лице и хмельной, орущий свою пьяную сиплую песню, ведь это тоже, может быть, тот же самый Марей: ведь я же не могу заглянуть в его сердце»[45].

Возврат «к народному корню, к знанию русской души…», отмечает Достоевский, зависит от воспитания на народных традициях, постижения истории России, религиозных представлений.

Достоевский призывает интеллигенцию поучиться у народа, преклониться перед народом, перед правдой народной и признать ее за правду[46]. Вместе с тем он ратует и за то, «чтоб народ и от нас принял многое из того, что мы принесли с собой»[47]. Достоевский констатирует разрыв, разобщение между народом и образованным обществом, отрыв интеллигентного сословия от почвы, народных корней. Он пишет, что интеллигенция не опирается на народ, чужда ему духовно, презрительно относится к народу, ставит себя над народом, не знает народ, создает выдуманный ложный образ народа. «Вся прогрессивная интеллигенция, например, сплошь проходит мимо народа, ибо хотя и много в интеллигенции нашей толковых людей, но зато о народе русском мало кто имеет понятия»[48]. Это разъединение негативно как для интеллигенции, так и для русского народа. Оно отрицательно сказывается и на России в целом. «Вся беда, – пишет Достоевский, – от давнего разъединения высшего интеллигентного сословия с низшим, с народом нашим»