Крест уже стал подозревать, чем в итоге все закончилось. Да, ребятки, торгующие подобным «товаром», шутить не любят и долги свои никому не прощают.
— Когда он умер, они стали приходить все чаще и чаще. Угрожали, но особо не трогали, наверно, потому что я была беременна. Предлагали в уплату долга отдать им ребенка, но я, естественно, отказалась. Настя — это все, что осталось у меня от прежней стабильной жизни. С универа меня отчислили, мама умерла еще до этого, а с отцом я с пятнадцати лет не общалась, — Леся обняла себя за плечи, поежилась как от мороза и продолжила свой печальный рассказ: — Все это время я жила тем, что сдавала в ломбард все, что подарил муж, плюс пособие на ребенка. Нужно было платить за квартиру, покупать лекарство, продукты, поэтому я особо не шиковала. А когда Насте исполнилось полгода, они пришли и сказали, что пора выплачивать долг. В этот раз уже не церемонились — наставили синяков, напугали ребенка. Вот так я и попала на панель, — вздохнула она, — потому что вариантов особо не было. К ментам я даже обращаться не стала, — она горько усмехнулась, — один раз мне «помогли», договорились, чтобы меня какое-то время не трогали, но сам знаешь, какой ценой — заявлением на тебя.
— Уехать? Скрыться не пыталась? — зная, что это бесполезно, все же спросил Крест.
— Пыталась, — кивнув, она прикусила губу. — Когда Насте четыре исполнилось, сбежала вместе с ней из города, но нас быстро нашли. Меня избили, ее забрали от меня на три дня. Я чуть с ума тогда не сошла. Сказали, если хочу вернуть дочь, то должна снова выйти на точку. Я и вышла. И больше уже не рыпалась.
В воздухе повисла напряженная тишина.
— И сколько ты еще им должна?
Олеся пожала плечами.
— Не знаю. Изначально сумма озвучивалась в долларах, а после была… как ее… девальвация, в итоге я осталась должна еще больше, — она усмехнулась своим мыслям, — но самое тяжелое, знаешь что? Я ведь даже с собой сделать ничего не могу, понимаешь? А иногда так хочется… Ни повеситься, ни вены вскрыть — у меня ребенок на руках.»
В этом жутком подавленном состоянии Олеся пребывала последующие несколько дней. Так и ждала, что вот-вот заявится Кир и скажет: «Едем к Кресту». И ей придется. Придется предать Женю, потому что иного выхода она пока не видела. Обратиться к ментам? Даже если допустить, что они поверят ей, бывшей проститутке, и решат прижать Кира, тот все равно поведает им о Жене, и начнутся вопросы. А к чему эти вопросы могут привести, она боялась даже думать. Как бы не к тому же самому… Еще и за укрывательство могут привлечь. А если и деньги найдут, «те самые» — то и за соучастие…
— Мам, если хочешь, давай не пойдем сегодня на тренировку, — прижалась к ней Настя, глядя грустными глазками снизу вверх. — Ты устала? — тревожное напряжение последних дней от нее не укрылось. — Скучаешь по Жене? — она по-своему истолковала молчаливость и задумчивость матери и была готова ее поддержать, как могла. — Я тоже скучаю. Давай скучать вместе.
— Нет, — нашла в себе силы подбодрить дочку Олеся. Не хватало еще, чтобы Настя грустила и заморачивалась. Успеет еще. — Тренировку пропускать нельзя, — улыбнулась широко, задорно, — а на выходных можно в кино. Хочешь в кино?
Настя весело кивнула, отчего ее новая «модная» прическа встряхнулась, и побежала собираться.
«На тренировки» Настя ходила в спортивную секцию, располагавшуюся в арендованных и переделанных под спортзалы бывших складских помещениях, расположенных на окраине их района. В длинном одноэтажном здании занималось несколько групп разного возраста, от детских до взрослых, по самым разным направлениям. Настя неожиданно заявила, что хочет на бокс, но Олеся, резонно рассудив, что для бокса она все-таки пока еще мала, отдала ее на секцию легкой атлетики, пообещав потом, если желание не пропадет, перевести ее на бокс. Для себя она решила, что Насте не помешает умение постоять за себя, и тогда ей в жизни никакие Киры будут не страшны.
