Проснется день - страница 28



– Карты? Есть старая колода. Гадаем.

– Какие карты… Карта, карта, географическая. Понимаешь, где города указаны, страны.

Баба Дуня недолго подумала.

– Откель… А може… В чулане погляди. Там старые книжки сохраняются. Еще отец твой учился, Маруся, Ксеня.

Мальчик побежал в чулан и там, в пыли, в старой рухляди, нашел учебник географии с картой, нашел и принес, и разложил на столе школьную карту.

Баба Дуня почтительно склонилась над пожелтевшим листком. А внук говорил:

– Вот ты видишь, наша страна. Мы тут живем, на Дону, в Европе. И нигде тут вулканов нет. Вот здесь, – прошел он пальцем длиннючий путь, – на Камчатке, есть вулкан. Но он сейчас не действует. И никакого землетрясения не было. Ведь ты сама понимаешь, если бы было, то в газетах бы написали, по радио сообщили, по телевидению.

– Да нам когда слухать и глядеть…

– Я, я бы услыхал и в газете прочитал, я же газеты читаю. И вот погляди на карту, нет никакого Кардабона. Все города есть, а Кардабона нет. Она и придумала-то какое-то название иностранное. Получше соврать не могла. А вы всему верите.

Баба Дуня шумно вздохнула и отправилась на свое место, к низенькой скамеечке, к вязанью.

– Она слезьми кричала…

– Ну и что? Притворялась, да и все.

– Вот такучими слезьми, – показала баба Дуня, – в горох.

– Она и в кулак заплачет. Притворяется. Пять минут поплакала и заработала. Ей же не только ты подала.

– Все, все. Митревна денег дала, носки пуховые. Валентина платье да туфли неношеные. По всем дворам. Одежей и деньгами, об харчах не говоря.

– Вот так, – вздохнул теперь внук. – За час – десять пенсий твоих заработала. Притворилась, и все.

– Ну да… Притворись, – все же не поверила баба Дуня. – Вот такучими слезами… Взаправдашними.

– А как же артисты притворяются? Надо – и плачут.

– Так то артисты, а это – баба…

– Ох, бабаня… бабаня… Тебе разве докажешь. Обманывают вас, кому не лень. И тот пьяница, ты сама говорила, погорелец.

– Ащаул… – засмеялась баба Дуня. – Тот на центральной попался. Милиция его защемила.

– На центральной, да не у вас. А вы тоже подавали.

– Подавали, – согласилась баба Дуня. – А как же… Человек говорит: сгорели, детям негде прислониться.

– Да мало ли кто чего говорит! – разозлился внук. – Разоблачать их надо, и все. А не подавать. Они так и будут обманывать. А вы как маленькие… «Слезьми кричит да слезьми», – передразнил он. – А Москва слезам не верит.

– Так то Москва, – вздохнула баба Дуня. – А мы сами в этих слезах… Господи… Не приведи господь…

Она задумалась, и взгляд ее отуманился.

– Не приведи Господь… – повторила она, отложила вязанье и стала прибирать со стола.

Внук ушел в дом. А на столе лежала раскрытая старая книга, учебник географии с пожелтевшей картой. И прежде чем закрыть ее и унести в темный чулан, баба Дуня склонилась над гладким листком. Она ничего там не искала, лишь пощурилась. Но чудилось ей, что был, где-то был неведомый город Кардабон – живая беда.

Возвращение

В пору зимнюю или ранней весной, когда свои припасы на исходе, а до смерти захочется вдруг сладкой тыквенной каши, горькой редечки или жгучего перца «гардала» – приправы для хлебова, – куда правиться… К бабке Наде. Там уж точно не будет отказа и скупых отговорок, когда отводят глаза: «Было, да вышло…» Баба Надя ли, баба Надежа – она и есть «надежа».

Весной идут к ней за семенами да рассадой. Легкая рука у бабы Надежи. Соседи идут, а родня да свойство – словно в дом свой. Порой копеечку надо занять, на хлеб. Опять – к бабе Надеже.